Конструирование незамеченности : "Младшее поколение первой волны" русской литературной эмиграции в Париже

• Автор: Каспэ, Ирина Михайловна
• Шифр специальности: 24.00.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2004
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 178 с.

Глава 1. «Грядущий историк»: мифологии «эмигрантской литературы» и ее «незамеченного поколения»
1.1. Образы «эмигрантской литературы» в историографии
1.2. Образы «молодого» («незамеченного») поколения в историографии
Глава 2. Трагедия незамеченное: сюжеты и роли
2.1. Драматургия смены поколений в эмигрантской публицистике
1920-1930-х гг: распределение ролей, исторические образцы и ориентиры
2.2. «Молодое поколение» во второй половине 1920-х: формирование канона
2.3. Журнал «Числа» как олицетворение «эмигрантской молодежи».
«Человек 30-х годов»
2.4. «Молодое поколение» как объект воспоминаний.
«Незамеченное поколение» Владимира Варшавского
Глава 3. Институт незамеченное: нормы и акторы
3.1. «Незамеченное поколение» и определения времени
3.2. «Незамеченное поколение» и определения общности
3.3. Литература как институт незамеченное
Глава 4. Литературные тексты «незамеченного поколения»
4.1. От нуля и ниже: модусы письма
4.2. Они интереснее романа: герой, персонаж, читатель
Заключение
Список источников и литературы

Актуальность исследования
Мифы о людях, «затерянных в истории», «выпавших из общества», незамеченных, неизвестных способны внушать смутные опасения. Чтобы вызвать интригующее чувство опасности, «слепые пятна», конечно, должны обладать семантикой коллективной судьбы: «целое поколение» незамеченных - уже не просто призрак, но фантомная реальность, территория непрочитанных смыслов. С другой стороны, эта территория - значимый ресурс самоотождествления и самооправдания, она неизменно напоминает «сегодняшнюю ситуацию», «наши дни» и придает любой неудаче статус культурной ценности.
«В России растет потерянное поколение?» - так назывался один из недавних выпусков программы Михаила Швыдкого «Культурная революция»'. Речь, как несложно догадаться, шла отнюдь не о появлении эпигонов Хемингуэя или Ремарка. Участникам передачи и ее зрителям предлагалось разделить ощущение разорванного прошлого (растет поколение, никогда не жившее в Советском Союзе), тревожного настоящего (растет детская преступность), непредсказуемого будущего (пространству чужого и непонятного предстоит, в конце концов, вырасти до размеров «актуальной реальности»). Все эти знаки социальной дезориентации свободно умещаются в расхожую метафору «потерянного поколения».
У этой метафоры есть аналог отечественного происхождения - близкий, хотя и не синонимичный, обычно он служит для описания событий, имеющих непосредственное отношение к литературе, скажем: «Поэтическое поколение 90-х оказалось
незамеченным»2. Напомним: «Незамеченное поколение» - название книги Владимира Варшавского, впервые опубликованной в Нью-Йорке в 1956 году. Ее жанр, как и вынесенный в заголовок образ поколения, определяется апофатически - не вполне мемуары, не вполне историческая хроника, совсем не исследование, скорее ретроспективный манифест. Варшавский возвращается к поколенческой риторике, популярной среди эмигрантских, особенно парижских интеллектуалов в межвоенные годы, и, прежде всего, к едва ли не основному предмету окололитературных публичных дискуссий: возможны ли в эмиграции «новые», «молодые» литераторы, «смена» тех, кто
1 10 мая 2004 г., канал «Культура»

успел реализоваться еще в России? Об этой «новой», некогда «молодой», генерации, к которой причислялся и причислял себя Варшавский, он и пишет книгу, прочно закрепляя за своим поколением репутацию «незамеченного».
Но в дальнейшем конструкция «незамеченного поколения» не только утверждается в качестве термина - она способна приобретать очертания уникального и, одновременно, универсального образца, с которым удобно идентифицироваться: «...Есть пример, когда несостоятельность и слабость преодолели время, вернее безвременье; когда поколение, задуманное историей как незамеченное, смогло состояться как бы в ином измерении. В истории литературы попытка единственная, возможно, что повторить ее никогда не удастся - опыт «молодых» литераторов русского зарубежья первой волны слишком похож на чудо. Но вселяет надежду то, что если отсчитать шесть десятилетий назад и пересечь пространство, оказавшись по ту сторону России, мы во многом получим зеркальное отражение наших дней»3, - полагает исследователь эмигрантской литературы М.А.Васильева. Образ таинственного мира «по ту сторону России», эмигрантского Зазеркалья нередко позволяет говорить о социальных катаклизмах последних лет - так в эссе Леонида Костюкова Москва 90-х плавно перетекает в «русский Париж» 30-х4. Рамкой этой аналогии будет изолированность, одиночество в «новой», «чужой» стране, отсутствие понимающей аудитории, нищета - все те знаки верности себе, из которых складывается описанный Варшавским сюжет незамеченности. При помощи метафоры «незамеченного поколения» может маркироваться разрыв межу «состоявшимися шестидесятниками» и «тусовочным постандеграундом»5, между «пожинающим ныне лавры постсоветским авангардом» и «незамеченным поколением 95-го года»' - в любом случае апелляция к «незамеченному поколению» должна вернуть ускользающее ощущение современности, чувство причастности к актуальному. «Пример», образец поколения незамеченного, но, в то же время, известного, непризнанного, однако не забытого позволяет придать статус существования всему, что кажется недовоплощенным или невыразимым.
Итак, за мифологией «незамеченного поколения» скрываются проблемы идентичности, вполне актуальные для той переломной ситуации, которая в исследованиях последних лет определяется как «постсоветская».
2 Ольшанский Д. Не пишите элегии - я элегия сам: Дмитрий Воденников как явление исповедальной лирики // Сегодня. 2000. 14 авг.
3 Васильева МА. Неудачи «Чисел» // Литературное обозрение. 1996. № 2. - С.64.
4 Костюков Л. Русский Париж // Независимая газета. 1996. 25 дек. - С.8.
5 Васильева М.А. Неудачи «Чисел» // Литературное обозрение. 1996. № 2. - С.63.
Глава 2. Трагедия незамеченности: сюжеты и роли
«Каждому из нас случается, вероятно, думать о таинственном собирательном лице, по имени «будущий историк». Что скажет «будущий историк» о нашем времени, кого возвеличит, кого осудит? В частности, что скажет он о русской эмиграции, как оценит ее заслуги и ее ошибки? Лет через сто или хотя бы пятьдесят, признает ли он, что от эмигрантской литературы кое-что должно бы навсегда остаться?».
Георгий Адамович, «Сомнения и надежды»159.
2.1. Драматургия смены поколений в эмигрантской публицистике 1920-1930-х гг:
распределение ролей, исторические образцы и ориентиры
Задачи этого исследования меньше всего хотелось бы определять в терминах «деконструкции мифов». В наши намерения не входит поиск «незамеченных» фактов или, напротив, зияющих пустот, скрывающихся за расплывчатым, противоречивым, но, тем не менее, чрезвычайно востребованным термином «молодое поколение эмиграции». Нас будет интересовать, из чего складывается такая терминология, почему именно такой исследовательский язык оказывается наиболее удобным, что предшествовало бытующим в литературоведении образам «молодой» и «незамеченной» эмигрантской литературы, что спровоцировало их возникновение, какие смыслы в данном случае связаны с понятиями молодости, поколения, незамеченности. С этой точки зрения история литературы в тех версиях, о которых шла речь в предыдущей главе, - финальный этап существования некоего литературного режима, конечный результат работы механизма, запущенного в межвоенные годы. Мы уже убедились в том, что этот режим настойчиво напоминает о себе, что эта литература охотно воспринимается как целостная «система» или «феномен» и в то же время легко ускользает от определений. Осталось выяснить, каким образом эмигрантским литераторам 20-30-х годов удалось добиться подобного эффекта. Для этого нам потребуется прежде всего описать публичные, предъявляемые образы «молодой эмигрантской литературы» - образы, появляющиеся в «ключевых», «полемических», «итоговых» статьях, в манифестах и воспоминаниях.