Трансформация лексики советского человека: культурологический анализ

• Автор: Киселева, Наталия Евгеньевна
• Шифр специальности: 24.00.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2008
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 191 с.

Оглавление
Введение
Глава 1. Историческая динамика
1.1. Генезис советской лексики. Новый мир — новые слова

1.2. Социальная база новояза
1.3. Новояз как средство коммуникации
1.4. Новояз как инструмент власти
1.5. Постсоветская история русского языка
Глава 2. Трансформация смыслов
2.1. Язык базовых ценностей
2.2. Язык личной жизни
2.3. Пропагандистские клише
Глава 3. Языковая стратификация
3.1. Язык советской элиты. Политическая и партийная
лексика
3.2. Язык литературы
3.3. Язык науки
3.4. Бытовая лексика
3.5. Молодежный сленг
3.6. Маргинальная и тюремная лексика
Заключение
Список источников и литературы

Введение
Актуальность темы исследования связана прежде всего с тем, что в истории культуры бывают такие периоды, когда скорость языковых изменений значительно увеличивается. Так, состояние русского языка в 70-90-е гг. XX века может служить прекрасным подтверждением этого факта. Изменения коснулись и самого языка, и, в первую очередь, условий его употребле-

ния. Используя культурологическую терминологию, можно сказать об изменении языковой ситуации и появлении новых типов дискурса. Общение человека из 70-х гг. с человеком из 90-х вполне могло бы закончиться коммуникативным провалом из-за простого непонимания языка и, возможно, несовместимости языкового поведения. В качестве подтверждения достаточно указать наиболее заметное изменение: появление огромного количества новых слов (в том числе заимствований) и также исчезновение некоторых слов и значений, то есть изменение русского лексикона. Очевидно, что и сами языковые изменения, и их скорость в данном случае вызваны не внутренними причинами, а внешними, а именно — социальными преобразованиями и пертурбациями, или, иначе говоря, изменениями в жизни и культуре русскоязычного общества.
XX век оказался чрезвычайно интересным не только для классических историков, но и, в первую очередь, для историков культуры. По существу, над русским языком был проведен потрясающий по масштабам и результатам социолингвистический эксперимент. В этом столетии с ним сравним, пожалуй, лишь эксперимент над немецким языком, но это предмет отдельного исследования. Две крупные социальные встряски - революция и перестройка - затронули не только народ, но и язык. Под влиянием происходящего русский язык изменялся сам, и, кроме того, на него целенаправленно воздействовала власть, ведь язык был ее мощным орудием. Изменения в языке как социокультурном феномене, их социальные причины и последствия - и есть основная проблема данного диссертационного исследования. Мы обратились

к данной проблематике, поскольку в научной литературе последнего времени ситуация языковой динамики с позиций культурологии фактически не рассматривалась.
Лингвисты же выдвигают следующие причины социокультурной трансформации русского языка в XX в.: в советскую эпоху язык был ©бюрократизирован и зажат в тиски цензуры и самоцензуры и к тому же служил инструментом манипулирования сознанием, а в постсоветское время с отменой цензуры перестают действовать все запреты и ограничения, резко возрастает вариативность средств выражения, общество становится терпимым к ошибкам, нарушениям нормы. Нельзя обойти вниманием и массовое, относительно легкое проникновение в русский язык иноязычных заимствований, которое многие считают порабощением некогда «великого и могучего».
Но необходимо отметить, что в советское время сложилась ситуация, называемая в лингвистике диглоссией, т.е. существование двух форм языка, распределенных по сферам употребления. Наряду с обыденным русским языком возникла еще одна его разновидность, называемая в лингвистике по-разному: «советский язык», «тоталитарный язык», «ритуальный язык», « жаргон власти», «советский новояз» и т.д. Наиболее распространенным названием этого языка оказался термин «новояз» - калька с английского Ие¥-зреак, впервые употребленного Дж. Оруэллом в его романе-антиутопии «1984».
Диглоссия не является уникальным явлением. В лингвистике приводятся в качестве примеров и Древняя Русь (разговорный русский и литературный церковнославянский языка), и Древняя Индия (разговорный язык -пракрит и религиозный язык - санскрит). Замечено, что диглоссия характерна именно для религиозного общества, в котором нужно разделять религиозное ритуальное и обыденное общение.
Функции советского, в высшей степени ритуализированного языка близки к функциям религиозного языка. Но в советском обществе существо-

ного распятия алкогольных напитков Валет предложил ей вступить в интимную близость»'™.
Еще одним способом преодоления советской бюрократической риторики, причем особенно ярко проявившимся в конце 80-х (во второй «реактивный» период бытования советской лексики), стало широчайшее использование инвективной обеденной лексики. Как пишет С. Довлатов: «Матом крыли абсолютно все. Язык до краев наполнился самой чудовищной бранью. Видимо, мат стал одной из форм сопротивления языка напору тусклой, бессмысленной казенной речи»40.
Исследуя генезис советской лексики, по нашему мнению, необходимо проанализировать то, как отреагировала на языковую ситуацию (обвальное продуцирование неологизмов, изменение синтаксиса, грамматических конструкций, смешение стилей) и насколько сама повлияла на эту ситуацию та часть литературы, которая всегда является наиболее склонной к экспериментам и чуткой к языковым изменениям - поэзия. Поэты 20-х радикализировали и абстрагировали звучание всех этих тролеткулътов», «губисполкомов» и «предземшаров» в заумной поэзии и поэзии абсурда.
Суть обоих этих жанров — рефлексия по поводу утери культурных смыслов.
В отсутствие ценностной шкалы, при системном кризисе целеполага-ния все становится одинаково важным (и бессмысленным): и слово, и набор букв (Дыл, бул, щир - Крученых, или Бобэоби - Хлебникова). Соответственно, равноценными становятся жизнь человека и насекомого (Ср. «Таракан»
Н. Олейникова).
Но если заумная поэзия (А. Крученых, Т. Чурилин и др.) обращается к существующему иррациональному (надеясь найти в нем новые смыслы, будущее ratio) и использует при этом элементарную структурную единицу по-
39Шитов В. Собор без крестов, — М., 1994.-С. 116.
40Довлатов С. Великий и могучий. // Речь без повода... или колонки редактора. - М., 2006. - С. 183.