Педагогические дискурсы русской культуры XVII - XVIII веков

• Автор: Чабан, Елена Владимировна
• Шифр специальности: 24.00.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2008
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 163 с.

СОДЕРЖАНИЕ
Введение Глава 1.
РУССКАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ XVII - XVIII вв.:
ПЕДАГОГИКА КУЛЬТУРЫ

1.1 .Истоки российской модернизации
1.2.«Смута»: русский способ модернизации общества в XVII -XVIII вв.
1.3. Западная педагогика русской культуры как цивилизационный проект
Глава 2.
КУЛЬТУРА РУССКОГО ПРЕДПРОСВЕЩЕНИЯ: ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ДИСКУРС
2.1. Предпросвещение в русской культуре XVII в.
2.2. Педагогические идеи в культуре русского барокко
2.3. Педагогический дискурс русского Предпросвещения
Глава 3.
ДИСКУРСЫ ОБРАЗОВАНИЯ И ВОСПИТАНИЯ В КУЛЬТУРЕ РУССКОГО ПРОСВЕЩЕНИЯ
3.1. Дидактический дискурс культуры и истории русского Просвещения
3.2. Обучение и воспитание как культурно-политические стратегии просвещенного деспотизма
3.3. Воспитание цивилизации: утопия русского Просвещения
Заключение
Библиографический список

ВВЕДЕНИЕ
Актуальность диссертационного исследования связана с изучением и осмыслением социокультурной природы российской модернизации, сложившейся на грани средневековья и Нового времени и сохраняютцейся на разных фазах ее осуществления на протяжении почти четырех веков. Это своеобразие российской модернизации проявляется через присутствие в

истории российской культуры и культурной политики педагогических аспектов, определяющих направленность, сущность и механизмы российской модернизации - на всем протяжении ее истории, вплоть до начала XXI века.
Речь идет о том, что субъекты русской культуры и культурной политики - по отношению к другим культурам и культурным субъектам (прежде всего западноевропейским) — вступают в своего рода «педагогические отношения», подобные отношениям ученика и учителя, воспитанника и воспитателя, просвещаемого и просветителя и т. п. Впрочем, возникновение и развитие культурно-педагогических отношений не исключает ни мировоззренческих споров, ни содержательной полемики - как в политическом, так и в религиозном, философском, нравственно-эстетическом и др. планах.
Уже на самом раннем этапе русской модернизации - в XVII веке -выявились педагогические цели и задачи культурно-исторических и цивилизационных перемен, позволяющие говорить о своего рода «педагогике культуры», складывающейся в России (И. Неронов, С. Вонифатьев, патриарх Никон). Можно сказать, что предшественниками модернизаторов XVII в. были такие яркие фигуры XVI в., как Максим Грек, Иван Пересветов, Ермолай (Еразм), также выполнявшие в Московской Руси общественно-«учительную» миссию. Культурно-цивилизационными ориентирами такой «педагогики» становились сначала Греция-Византия (родина древнерусского православия), а затем - Западная Европа и западноевропейская культура, в это время значительно опережавшие Россию по многим параметрам (военного, промышленного, торгового, научно-технического, философского
и литературно-художественного характера) и потому ставшие источником модернизационных идей и проектов в России Нового времени.
Благодаря наличию подобных ориентиров история российской культуры впервые обретала, во-первых, дополнительный импульс исторической и социальной динамики, а, во-вторых, - векторную направленность развития -от низшего к высшему, от менее совершенного к более совершенному, от архаического к новаторскому, от наличного состояния к идеальному. В-третьих, «педагогика культуры» осуществлялась как волевой акт целенаправленного воздействия (нередко силового - политического, административного, директивно-идеологического) верховных «педагогов-реформаторов» (таких как, например, патриарх Никон, Петр I и Екатерина II) на модернизируемые культуру, социум, государство и его институты, на различные слои российского общества, представляющие разные субкультуры, наконец, на ход национальной истории.
Уже первые аналитики русской революции обратили внимание на то, что петровские и революционные (в том числе большевистские) методы и приемы модернизации поразительно схожи: диктатура, насилие, репрессии против оппонентов, осуществление культурной революции сверху, харизматический ореол личной деспотической власти, использование неограниченного «административного ресурса», опора на идеологически и лично преданную, хотя и коррумпированную бюрократию, религиозный переворот и подчинение церкви и культуры государству в идеологических и политических целях. Близки и те цивилизационные цели и культурные задачи, которые преследовались в процессах социокультурных трансформаций России всеми русскими модернизаторами на разных этапах отечественной истории, на протяжении всех трех веков новой и новейшей истории России.
Недаром в петровских реформах, осмысляемых с большой исторической дистанции, одновременно угадываются и либеральные начинания Екатерины II, и политические идеалы Александра I, и республиканские проекты

Смута порождается столкновением противоположных,
взаимоисключающих тенденций и их непроизвольным смешением. Акад. А. Панченко отмечал, что в русском XVII веке «сталкиваются две культуры -“мужичья” (но своя) культура “светлой Руси” и ученая (но чужая) культура барокко. Второй аспект касается противостояния “веры” и “культуры”». Нетрудно заметить, что в указанном “столкновении культур” друг на друга накладываются две антиномии: столкновение демократизма и элитарности (“мужичья” / “ученая” культуры) и национальная принадлежность: “своя” / “чужая” (культуры).
Диффузия “веры” и “культуры”, церковного и мирского, “своего” и “чужого”, “мужичьего” и “ученого”, “серьезного” и “смехового” и т. п. в русской культуре переходного времени была слишком разноосновной и носила ярко выраженный «ризоматический» характер. В результате возникало ощущение вселенской “Смуты”, обуявшей и Россию, и весь Божий мир, и каждого человека в отдельности.
Бытие человека стало восприниматься, как равно обусловленное и неуправляемыми общественно-историческими обстоятельствами, и самодеятельностью отдельных индивидов. Жизнь человеческая аллегорически укладывалась в сюжет библейской притчи о Блудном сыне — лучше, чем в какой-либо иной. Более того, этот сюжет в своей обобщенносимволической интерпретации воспринимался как иносказание о наступившей эпохе, когда мир в целом “заблудился” в поисках истинного пути, а история уклонилась от исполнения отеческих заветов Творца. В богооставленном мире предоставленный самому себе человек может оступаться, своевольничать, бунтовать против существующего миропорядка, и оправданием его беспутству служит утрата миром образа Божия, Смута как облик мироздания в целом.
Парадоксальным образом древнерусское единомыслие предшествующей эпохи, утратив авторитетность и однозначность соборной сопричастности Божественной абсолютной Истине, способствовало развитию