Книжная культура студента-гуманитария

• Автор: Иванова, Людмила Геннадьевна
• Шифр специальности: 24.00.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2011
• Место защиты: Шуя
• Количество страниц: 145 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
Глава 1. Книжная культура в теоретико-методологической
традиции
1.1 Становление книжного нарратива
(от дескрипции к предметно-функциональному анализу)
1.2 Книга как феномен культуры: от древнерусской книжности
к теории коммуникаций
1.3 Концепция повседневности Э. Гуссерля-А. Шюца:
эвристические возможности изучения книжной культуры
Глава 2. Книжность в индивидуальных проекциях социального мира
2.1 Книжная культура современного российского общества:
к постановке проблемы
2.2 Книжники в современной культурной ситуации
Заключение
Библиографический список
Приложение

Введение
Актуальность темы
Связка «гуманитарий - книга», возникшая в эпоху Высокого средневековья, в течение последних столетий превратилась в «общее место» (топос) новой картины мира. В круге интеллигенции можно было обсуждать, какие книги делают человека гуманитарием, как совершенствовать культуру чтения, или преодолевать препоны между литературой и массами, по каким критериям отличать настоящую книгу от подделки под нее и пр. В общественных дискуссиях, однако, никогда не ставилось под сомнение значимость книжной культуры в процессе становления и функционирования гуманитарного знания, тем более гуманитарного сообщества.
Советская идеология, унаследовавшая идеи Просвещения, отводила книге важнейшую роль в деле воспитания нового человека. «Всем хорошим во мне я обязан книгам» - эти слова М. Горького, миллионы раз повторенные на плакатах в школах, библиотеках и книжных магазинах, действительно выражали отношение к ним новой власти. В советской культуре господствует слово, воплощенное в тексте (О. Лейбович). Наследие основателей социалистического строя, прежде всего писателей, сохранено в собраниях сочинений: «Есть книги — волею приличий они у века не в тени./ Из них цитаты брать — обычай — во все положенные дни» (А.Твардовский). В той или иной мере позицию власти разделяла интеллигенция. В ее глазах книга обладала символическим значением: по степени овладения книжной культурой проводили разграничительную линию между интеллигенцией и другими слоями социалистического общества. При помощи книги производилась процедура идентификации интеллигента с воображаемым сообществом, включавшим в себя и современные ему нравственные авторитеты (Д.С. Лихачев), и длинную череду предшественников.

По поводу книги сложился консенсус между властью и интеллигенцией. Обе стороны принимали ее как важнейший, ничем не заменимый инструмент Просвещения, более того - как средство социальной и политической-идентификации в мире. Все демаркационные линии располагались внутри согласного круга: что отличает хорошую книгу от дурной; кто имеет право выносить вердикты по поводу ценности той или иной книги и пр. В полемике между властью и диссидентами эти темы возникали постоянно. Не будет преувеличением предположить, что вопрос о праве на чтение - на самостоятельный выбор книги — был решающим в процессе самоопределения последнего поколения советской интеллигенции: с властью или без нее.
Книга как типографский продукт, предназначенный на продажу, разделила судьбу иных потребительских товаров. Некоторые ее виды (беллетристика, художественные альбомы) стали дефицитом, тем самым обретя статус предметов престижного потребления. В череде символов поздней советской зажиточности домашние библиотеки занимали место рядом с хрустальной посудой.
В постсоветскую эпоху эта социокультурная ситуация претерпела качественные изменения. Инструментом распознания реальности все чаще становится рекламный образ, потеснивший вербальные тексты в городском пространстве: Культурологи заговорили о формировании «клипового сознания» у горожан, способных реагировать только на движущуюся картинку. Упростились технологии образовательной деятельности: составленные из отрывков «ридеры» потеснили книгу. Владение книжной культурой рассматривается представителями нового предпринимательского класса скорее как помеха успешной деятельности, нежели как ее необходимое условие. Сужается круг интеллигенции, для которой книга была её общим духовным домом.
Изменилась и сама книга. К традиционным томикам, изданным типографским способом в соответствии с установленными правилами, добавились электронные устройства, способные хранить в себе целые библиотеки:
убежденным сторонником духовного влияния античного наследия на современную культуру. Но они едины в том, что «...человек, который знает в своем умственном и человеческом опыте только ходячие представления- сего-дняшнего-дня, - жертва, так сказать, исторического провинциализма. Каждое время имеет свои возможности и свои границы: только вникание в мысли различных эпох - шанс расширить свой кругозор и научиться отличать прогресс от моды и аксиомы от предрассудков...<...> прошлое — это наше прошлое, прошлое людей, прошлое человечества, к которому мы принадлежим, а значит, наши проблемы уже спрятаны в нем». [5]
Расхождения Д.С. Лихачева с А.Ф. Лосевым, что именно считать истоками современной высокой культуры: «Слово о полку Игоревом» или античную прозу - не касались методологии. Д.С. Лихачев - С.С. Аверинцев - А.Ф. Лосев были согласны-с тем, что книга, сотворенная много веков назад, является первоисточником современной высокой культуры.
Разделение книжной культуры на «важное, главное и не очень» в трудах Д.С. Лихачева тесно связано с носителями и ценителями культурного императива, с интеллигенцией. Он видел содержание понятия «интеллигенция» в следующем: «К интеллигенции <.. .> принадлежат только- люди свободные в своих убеждениях, не зависящие от принуждений-экономических, партийных, государственных, не подчиняющиеся идеологическим обязательствам. Основной принцип интеллигентности — интеллектуальная свобода, свобода как нравственная категория. Не свободен интеллигентный человек только от своей совести и от своей мысли». [132, 372] Обращаясь к теме роли и значения «интеллигенции» в нашем обществе он говорил: «Лишите подлинно интеллигентного человека всех его знаний, образованности, лишите его-самой памяти. Пусть <„.> не будет знать классиков литературы, не будет помнить величайшие произведения искусства, забудет важнейшие исторические события, но <...> сохранит восприимчивость к интеллектуальным ценностям, любовь к приобретению знаний, интерес к истории, эстетическое чутье, сможет отличить настоящее произведение искусства от грубой «штуко-