Константинопольский патриархат и императорская власть в византийской литературе второго периода иконоборчества

• Автор: Афиногенов, Дмитрий Евгеньевич
• Шифр специальности: 10.02.14
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 1998
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 253 с.

ВВЕДЕНИЕ
История византийской литературы, как и любой другой, знала периоды расцвета и упадка. Но только один раз за все время существования империи можно говорить о почти полном замирании литературной активности. Речь идет, конечно, о так называемых «темных веках», начавшихся в середине VII в. после опустошительных войн и эпидемий, и приведших к резкому сокращению населения, сжатию территории и к радикальной перестройке византийского общества. Период невероятного оскудения византийской словесности продолжался до конца VIII - начала IX в. Начавшееся затем возрождение оказалось чрезвычайно бурным - количество памятников византийской словесности, созданных только в первой половине IX в., превысило на порядок всю литературную продукцию «темных веков». Такой всплеск, разумеется, был порожден весьма серьезными причинами. В византийском обществе тогда происходила чрезвычайно острая борьба, как политическая, так и идеологическая, приведшая в конечном счете к сдвигам, поистиие судьбоносным для всей восточнохристианской цивилизации. Если не прямое отражение, то отзвуки этой борьбы можно обнаружить практически в каждом литературном произведении того времени. Поэтому без четкого понимания сущности конфликта, его действующих сил и их целей невозможно составить адекватное представление о византийском литературном процессе конца VIII -первой половины IX в. И наоборот, реконструкция политической и церковной истории данного периода немыслима без тщательнейшего учета чисто литературной специфики письменных источников.
Все это предопределило основную задачу настоящей диссертации - попытаться выявить некоторые фундаментальные идейные установки, формирующие тот аспект литературного творчества византийцев упомянутой эпохи, который, пользуясь современной терминологией, можно назвать «пропагандистским». Это очень важно, потому что именно тогда, по моему глубокому убеждению, вырабатывались модели последующего развития Византии, и многие феномены византийской истории и культуры более позднего времени не могуг быть объяснены без учета того, что происходило в конце VIII - первой половине IX в.
Разумеется, говоря о византийской культуре УПИХ вв. нельзя так или иначе не затронуть самое масштабное и наиболее известное за пределами научного мира явление

этого периода - иконоборчество. Казалось бы, если речь идет о Константинопольских патриархах той эпохи, начинать нужно с Германа I (715-730), к правлению которого традиционно относят начало гонения на иконы. Так, собственно, и поступил замечательный русский ученый И.Андреев, которому, к сожалению, удалось опубликовать лишь первую часть своего монументального труда о византийских патриархах, посвященную Герману и Тарасик)! . Однако именно книга Андреева хорошо показывает, какого рода опасности подстерегают ученого на этом пути. Благодаря своей незаурядной проницательности исследователь сумел установить, что сопротивление Германа Льву III вовсе не было таким уж упорным и последовательным и что образ патриарха — стойкого борца с ересью и почти исповедника есть создание позднейшей апологетической традиции. Но как теперь установлено, из двух основных источников, которые все же заставляли Андреева считать, что Герман достаточно резко противостоял иконоборчеству, в одном (трактате «О ересях и соборах» ) раздел, посвященный новоявленной ереси, представляет собой позднейшую интерполяцию3 , а другой («Деяния константинопольских мучеников») не имеет никакой исторической ценности. При этом второй текст чрезвычайно показателен - написанный после смерти патриарха Игнатия (877)5 , он повествует о событиях, будто бы происходивших в 726 г., таким образом, что они очень напоминают перипетии 815 г. Например, согласно этому тексту, патриарх Герман обращается к народу, собравшемуся в церкви, с речью, в которой призывает хранить правую веру!' . Между тем, известно, что подобную речь произнес патриарх Никифор в 815 г. в храме св.Софшй . Константинопольские мученики пострадали за то, что воспротивились снятию образа Христа, нахо-
! Андреев, Герман и Тарасий. Ссылки на источники и научную литературу здесь и далее даются сокращенно. Полные выходные данные см. в Библиографии.
2 [Germani] De haeresibus et synodis.
3 См. Stein, Der Beginn, S. 262-268.
4 У Андреева неправильно "халкопрагийских". См. Acta Martyrum Constantinopolitanorum.
5 Патриарх назван "иже во святых" (ibid., р. 446D).
6 Ibid., р. 440F-441A.
Theostericti VitaNicetae, с. 36; Theophanis Presbyteri Narratio de translatione Nicephori, p. 119.

лившегося над парадным входом во дворец - воротами Халки3 . Но удаление этой иконы было также самой первой иконоборческой акцией Льва V в 814 г., имевшей общепризнанное символическое значение . Можно предполагать, что анонимный автор «Деяний» описывает события VIII в., о которых ему явно почти ничего не известно, перенося в более далекое прошлое обстоятельства начала второго периода иконоборчества, которые он знает гораздо лучше. В сущности, в этом памятнике во многих случаях там, где написано «Герман», следует читать «Никифор», так же как в некоторых произведениях самого Никифора там, где написано «Константин V», следует читать «Лев V». Самим же своим появлением сочинение, призванное возвеличить Игнатия, обязано, очевидно, тому, что этот патриарх, будучи современником второго иконоборчества, тем не менее не мог похвастаться подвигами в борьбе с ересьюЮ . Открытие мощей и установление культа мучеников времен Льва III было хорошим способом восполнить этот пробел. В других случаях проекция второго иконоборчества на первое могла преследовать и иные пропагандистские цели. Таким образом, исследование первого периода иконоборчества упирается в уже сформулированную проблему: какие именно идейные течения стоят за теми литературными произведениями, из которых мы вынуждены черпать информацию? Совершенно очевидно, что течения эти были актуальны для того времени, когда данные тексты создавались, то есть, в подавляющем большинстве случаев, как раз для конца VIII - первой половины IX в.
Здесь, как мне кажется, и заключена основная причина того, что в научной литературе существует такое количество инрепретаций иконоборческого кризиса в Византии!! (о нем написано столь много, что даже простая аннотированная библиография заняла бы целую книгу). Все дело в том, что рассмотрение сущности и природы иконоборчества,
3 Упоминание об этом есть у Феофана Исповедника (Theophanis Chronographia, p. 405, 7-11) и в житии Стефана Нового (PG 100, 1085CD), откуда автор "Деяний" переписывает большие куски текста. Однако уже в этом житии, написанном в 806 г., начало иконоборчества и роль Германа изображены в совершенно мифологизированном виде.
9 См. ниже, глава ІП, раздел 3.
Ю См. Mango, The Liquidation of Iconoclasm and the Patriarch Photios, p. 14.
11 Ср. обзор в ODB, s.v. Iconoclasm.

стно, что Феодота, фрейлина (кувикулария) Ир1шы, которая впоследствии стала женой Константина VI, была двоюродной сестрой Феодора Студита91. То, что Феодота была приближена к Ирине, доказывает, что между ней и семьей Платона и Феодора существовали достаточно тесные связи. Различные группы внутри византийской правящей элиты (довольно, кстати, немногочисленной) были связаны целым комплексом разнообразных кланово-союзнических отношений, восстановить которые в полном объеме нет никакой возможности. Бесспорно, однако, что эти, часто наследственные, союзы и антипатии играли свою роль, временами очень значительную, как в династических, так и в церковно-политических конфликтах эпохи. Весьма вероятно, что клан Платона и Феодора в данной системе взаимоотношений ассоциировал себя с Ириной, а поскольку именно она настаивала на пршгятии в общение епископов-симони-ан, клановая лояльность воспрепятствовала обоим выступить на стороне Саввы. Во всяком случае, аргументов против такой точки зрения не обнаруживается.
Совсем иная ситуация возникла в 795 г., когда Ирина уже давно была отстранена от власти своим сыном Константином VI (это произошло осенью 790 г.), и тот правил единолично. В начале этого года Константин развелся со своей женой Марией из Амнии и отправил ее в монастырь. Источники расходятся в том, было ли это добровольное или насильственное пострижение, но первое выглядит более вероятным92. В августе состоялось обручение императора с его новой избранницей Феодотой, и она была коронована августой, а в сентябре совершилось бракосочетание. Тарасий отказался сам венчать Константина с Феодотой, но позволил провести церемонию игумену монастыря Кафаров Иосифу, эконому Великой Церкви, который был близок ко двору. Каким образом все это должно быть оценено с точки зрения канонов, решить не так легко далее и теперь. Очень может быть, что формально никакого особого нарушения и не было (если Константин, как пишет Феофан, действительно «убедил» Марию уйти в монастырь93 ). Очевидно, однако, что для значительной части византийского общества дело выглядело весьма скверно, поскольку всем было известно, что единственной причиной пострижения
91 Vita Theodori per Michaelem (Vita В), PG 99, 253В. Подробно см. у Доброклонского, Преи. Феодор, т. I, с. 286, прим. 3 (ошибочно вместо 4).
92 См. убедительную аргументацию Шпека: Kaiser Konstantin VI., S. 254—256.
93 Theophanis Chronographia, p. 469,26: nxtaac auxrjv. Однако в той же самой фразе употреблен и глагол iäjsßiaaaxo.