Русская топонимия в этнолингвистическом аспекте

• Автор: Березович, Елена Львовна
• Шифр специальности: 10.02.01
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 1998
• Место защиты: Екатеринбург
• Количество страниц: 461 с.

Глава I. Общие вопросы этнолингвистического изучения топонимии
1. Этнолингвистическая проблематика в ономастических исследованиях
2. К вопросу об этнокультурной информации
3. Репрезентация этнокультурной информации в топонимическом материале
Глава II. Концепция географического пространства в русской топонимии
1. Локализация объекта в пространстве
1.1. Параметры локализации в пространстве
1.2. Проблема точки отсчета в пространственной топонимической номинации
2. Охват местности
3. Протяженность
4. Обжитость пространства
3. Характеристика ментального образа пространства в русской топонимии
Глава III. Народная религия и верования в зеркале топонимической номинации
1. Идеи и символы народной религии в русской топонимии
1.1. Персонажи и идеи, реализующие основную оппозицию народной религии
1.2. Библейские локативы
2. Концепция заветною места в русской топонимии
2.1. Семантическое поле ‘нечистое место’
2.2. Семантическое поле ‘святое место’
2.3. Семантическое поле ‘место смерти и захоронения’
Глава IV. Топонимия и фольклор: к вопросу о взаимодействии различных версий этнокультурной информации
3аключение
Использованная литература
Сокращения
Вопросы изучения взаимосвязи языка и национальной культуры настолько популярны в современной лингвистической науке, что претендуют на ведущее место в перечне ее базовых проблем; сама констатация этого факта стала неизбежным общим местом и традиционным «зачином» многих вновь появляющихся языковедческих исследований. Отношения между языком и культурой трактуются разнообразно — как взаимоотражение (ср. устойчивые сочетания язык в зеркале культуры и культура в зеркале языка), взаимопроникновение (культурно-окрашенная лексика, культурная коннотация, культурная семантика и т.п.), взаимоперевод (языки культуры). Подходы к изучению корреляции язык: культура осваиваются разными лингвистическими дисциплинами — при этом несомненно, что важнейшая роль среди них должна принадлежать этнолингвистике.
Представления о предмете и задачах этнолингвистики, существующие в современной языковедческой традиции, нельзя назвать устоявшимися. На проводившейся во Франции конференции «Теория в этнолингвистике», где рассматривались трактовки термина этнолингвистика, «лишь пограничное положение этой дисциплины не вызвало сомнений ни у кого из присутствующих (ее, например, сравнивали с летучей мышью — героиней басни, выдающей себя то за птицу, то за мышь в зависимости от обстоятельств)» [Кабакова 1993, 101].
Существует широкое понимание предмета этой науки, согласно которому этнолингвистика призвана изучать «явления и процессы в области языка, в определенной степени связанные с проявлением самосознания какого-либо этноса или со взаимоотношением этносов между собой» [Арутюнов 1995, 145], «этнос в зеркале языка» [Копыленко 19956, 16]. При таких трактовках в компетенции этнолингвистики оказываются вопросы социолингвистики, диалектологии, лингвистической географии, контактологии, ономастики — т.е., по сути, всё, что входит в так называемую «внешнюю лингвистику» (см. широчайший перечень этих вопросов, представленный В [Арутюнов 1995]).
Некоторое сужение предмета этнолингвистики достигается в том случае, когда выдвигаемое на роль предмета этой науки отношение язык : этнос заменяется отношением язык : этническая культура [см. Карлинский 1991, 133; Карпенко

1997, 89; АЭС, 597; РЯ, 647 и др.] и далее язык : этническая культура бесписьменных народов (последняя трактовка, как известно, связана преимущественно с американской традицией, у истоков которой стояли Ф. Боас, Э. Сепир, Б. Уорф) [см. Кернер 1992; Аакофф 1988; Calame-Griale 1987; Douaud 1985; Ethnolingistics 1979; Hall, Freedle 1975 и мн. др.]. Последнее ограничение приветствуется теоретиками лингвокультурологии (о задачах этой дисциплины см
[Воробьев 1993; 1994; 1996; 1997; Карпенко 1997; Мурзин 1996аб]), которые пытаются развести лингвокультурологию и этнолингвистику, указывая, что «по сравнению с лингвокультурологией, ориентированной на современность и общепринятую нормативность, объект исследования в этнолингвистике оказывается «смещенным» в сторону изучения языка племен, диалектов, языковой семьи и культурной группы, праязыка и пракультуры» [Воробьев 1997, 35].
Однако такое ограничение и смещение не очерчивает с удовлетворяющей определенностью границы научной дисциплины. Трудности выделения этих границ связаны также с тем, что культуроведческая проблематика разрабатывается в настоящее время не одной, а целой группой наук, функционирующих в рамках языкознания. Поэтому весьма симптоматично, что в ряде стран (к примеру, во Франции, а еще раньше в США) интерес к этнолингвистике падает; этот термин не упоминается «Международной лингвистической энциклопедией», выпущенной в 1992 Г

Нью-Йорке (вместо него выделяются три независимых направления: этнография речи, этносемантика и этнопоэтика) [Кабакова 1993, 112; см. также Демьянков 1995, 289-295; Хаймс 1975].
В отечественной науке последних десятилетий позиции этнолингвистики являются достаточно прочными: эта область научного поиска представлена именами таких видных исследователей, как A.C. Герд, A.B. Гура, А.Ф. Журавлев, Вяч.Вс. Иванов, В.М. Мокиенко, С.Е. Никитина, Н.И. Толстой, С.М. Толстая, А.Л. Топорков, В.Н. Топоров, Б .А. Успенский, А. Т. Хроленко, Т. В. Цивьян, O.A. Черепанова и др. Как указывает А.Ф. Журавлев, ведущиеся в нашей стране работы, затрагивающие этнолингвистическую проблематику, группируются вокруг двух основных научных направлений: одно представлено прежде всего именами Вяч.Вс. Иванова и В.Н. Топорова, другое — Н.И. Толстого и его сотрудников и учеников. «С известной долей условности эти направления могут быть определены как «этимо-

га]). Даже в том случае, когда мотивировки явно вторичны по отношению к данному конкретному названию, они представляют интерес для исследователя, фиксируя модель деривационно-мотивационных связей, актуальную для языкового сознания. Потенциалы восприятия и создания имени обратимы: то, что отражается в актах рефлексии по поводу названия, может быть реализовано в номинациях. Определенное доверие к этому источнику информации может опираться также на ярко выраженный консерватизм топонимических моделей^, следствием которого является их воспроизводимость на протяжении длительного времени (ср. суждение М.Э. Рут о статичности системы образной номинации в традиционной ономастике и об отсутствии в ней новых номинативных тенденций [Рут 1992, 98]); нынешние поколения носителей топосистемы в целом легко осваивают ее номинативные закономерности, обращая их в мотивировки топонимов (хотя этот процесс иногда тормозится отсутствием объектного полигона для имятворческой деятельности). Таким образом, данный источник информации о семантике топонима обладает несомненной ценностью, однако он может быть использован как вероятностный, а соответствующая информация должна верифицироваться с помощью данных других источников.
В-пятых, необходимо принимать во внимание ареал распространения той или иной модели. Так, на территории Русского Севера есть зоны, где северное и южное направление обозначается оппозицией ночь — полдень, коррелирующей с оппозицией зима — лето, распространенной на других территориях. Естественно ожидать, что зимние и летние топонимы, функционирующие в сфере действия последней модели, выражают пространственные смыслы.
Итак, анализ семантики топонимов следует осуществлять как многофакторный, учитывающий различные обстоятельства происхождения и функционирования названия. Однако собственно выяснение семантики топонима еще не имеет этнолингвистической направленности, хотя подготавливает почву для соответствующих выводов. Этнолингвистическое изучение топонимии нацелено на выявление закономерностей мировосприятия, которое имеет системный характер, поэтому этнолингвистический анализ должен базироваться на рассмотрении не только отдельных
23 Топонимия является, пожалуй, самым консервативным разрядом ономастики, что поддерживается невиданным для единиц других разрядов объемом номинативных работ: «обслуживая» огромное количество объектов, тополексемы вынуждены развивать повышенную многозначность и превращаться в номинативные клише.