Язык и миросозерцание А. Платонова

• Автор: Дмитровская, Мария Алексеевна
• Шифр специальности: 10.02.01
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 1999
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 292 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
Глава I. ПРОСТРАНСТВО И ВРЕМЯ В КАРТИНЕ МИРА
А.ПЛАТОНОВА
§ 1. Языковые средства, отражающие моделирование мифопоэтического пространства по вертикали и
горизонтали
§ 2. Семантика пространственной границы
§ 3. Локус Чевенгура
§ 4. Языковые средства моделирования ньютоновского
пространства
§ 5. Взаимодействие концептов места и пространства
§ 6. Концепт времени: циклическое время у
А. Платонова
§ 7. Время жизни, история, судьба (А. Платонов,
О. Шпенглер, А. Бергсон)
Глава II. МАКРОКОСМ И МИКРОКОСМ В КАРТИНЕ
МИРА А.ПЛАТОНОВА
§ 1. Огонь
§ 2. Воздух

§ 4. Земля
§ 5. Образная параллель «человек—дерево»
§ 6. Вещество
§ 7. Сила. Жизнь
Глава III. АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ КОНЦЕПТЫ
§ 1. «Любовь» и «ненависть» как характеристики
взаимоотношений человека и природы в творчестве
раннего А. Платонова
§ 2. Человек и природа: язык и молчание
§ 3. Эволюция концептов «истина» и «смысл»
§ 4. Концепт пустоты: особенности человеческого сознания
§ 5. Тоска и скука
ПРИЛОЖЕНИЯ К ГЛАВЕ III
Приложение I. Концепт тела в романе «Чевенгур»
Приложение II. Концепт сознания в романе «Чевенгур»
Приложение III. Концепт души (сознания) в романе
«Счастливая Москва»

Заключение
Примечания
Список сокращений названий произведений Л.Платанова
и источников цитирования
Список сокращений словарей
Список использованной литературы

ВВЕДЕНИЕ
Необычность языка Андрея Платонова — первое, что бросается в глаза при чтении его произведений. В «Логико-философском трактате» Л.Витгенштейн указывал на то, что чувствование мира не может быть сформулировано и выражено словесно: «оно показывает себя» [Витгенштейн 1958, § 6.522]. У Платонова чувствование мира показывает себя не с помощью языка, а через язык, через его неправильности и отклонения от нормы. Платонов нуждался в особом языке, которым только и могла быть передана концептуальная нагруженность его слова. Ю.И.Левин отмечал в отношении повести Платонова «Котлован», что «аномальность авторской речи<...> обусловлена, среди прочего, <...> недоверием к „официальному“ (нормированному) языку (включая всю русскую литературную традицию) как приблизительному, неточному, ложному...» [Левин 1998, 404]. Это можно сказать и о языке Платонова в целом. Вместе с тем в произведениях Платонова достаточно много фрагментов, укладывающихся в языковую норму [Чернухина 1993, 101 —102]. Но и в этих случаях семантика платоновского слова часто приобретает особую значимость, что характерно для языка художественной литературы.
Несмотря на то, что язык Платонова в целом значительно отличается от обычного, мы не испытываем затруднений при его восприятии. Это происходит (в числе прочих причин) потому, что он строится на выведении на поверхность тех смыслов, которые в скрытом виде присутствуют в языке, но не осознаются нами или в силу неполной их проявленности, или в силу «данности», «стертости» языка. Язык Платонова архетипичен, он воздействует на самые глубины нашего существа: дух человека приходит в состояние напряжения, получив возможность соприкоснуться с прародиной языка. Один из первых исследователей языка Платонова Л.Я.Боровой отмечал: «Слова Платонова — общеизвестные. По самому главному внутреннему движению его творчества ему необходимы именно такие слова. Он умеет „только“ разворошить эти уже спекшиеся слова, зачислить их в новый ряд, выгнуть и наклонить их так, чтобы возникла новая интонация и открылась их „высшая жизнь“» [Боровой 1966, 181 —182]. «Неправильный» язык Платонова — это позиция Платонова «в пользу „естественного“ человека,— своего рода Адама, впервые называющего вещи и явления» [Левин 1998, 404]. Описывая сложности рождения слов у своих героев, Платонов одновременно говорит и о себе самом [Бочаров 1994, 25 и след.; Вознесенская, Дмитровская 1993]. Однако впечатление о «первичном рождении» мысли Платонова из хаоса неверно: его мысль является выводом из опыта жизни и страдания [Шубин 1987, 251]. Многими платоновове-дами поднимался вопрос о соотношении голоса автора и героев в произведениях А. Платонова. Сказовые формы встречаются только у раннего Платонова. Со второй половины 20-х годов писатель находит свой собственный авторский голос. Несмотря на наличие «плавающей» точки зрения [Толстая-Сегал 1994Ь, 100 ; Бочаров 1994, 40], в текстах Платонова постоянно происходит выражение авторских взглядов, которые можно охарактеризовать как метафизические и которые отра-

«Душин бормотал в уме слова об электричестве и населял им в своем воображении всю революцию. Он поглядывал иногда на дальние звезды и решал с успокоением, что это суть короткие замыкания тока в хаосе сил бесконечности.
— Сеня, вас учили, сколько звезд на небе? — спросила Лида у мужа.— Там, наверное, интересно!
— Их бесконечное число, — ответил Душин.
— Как же так? — с разочарованием опять спросила Лида, она не знала — сколько это: бесконечно.
— А сколько же?! — допытывалась она.
— Говорят тебе — бесконечность!
Но Лида была в недоумении: она привыкла воображать все слова в виде предметов и только тогда в них верила, а бесконечности вообразить не могла.
— Ну тогда — пускай! — сказала Лида, отвергая бесконечность как несуир-ствующее.
— Это ошибка, — произнес Щеглов,— бесконечности нету, мы просто не знаем еще, сколько звезд на небе, вот и все... А это число все равно есть. Если б звездам не было числа, то их бы ни одной не светило на небе
— И верно что! — сказала Лида, не понимая, но удивленно чувствуя простое соображение Щеглова.
— Но как весь мир-то стал быть?
Щеглов поглядел на нее с обычной кротостью.
— Наверное, не было ничего и законов никаких не было,— сказал он.— И случилось что попало — сразу все, как взрыв, и стало интересно
Душин промолчал в недовольстве: он решил больше не разбазаривать своих сил на размышление о бесконечности, поскольку она не имеет отношения к человечеству на поверхности земли, к организованному устройству прекрасной жизни» (ТР 16).
В обсуждении вопроса о конечности или бесконечности пространства Платонов следует И.Канту, разворачивая обсуждение в русле вторых частей тезиса и антитезиса первой антиномии об ограниченности/бесконечности мира в пространстве [Кант 1964, 405 и след.]. Кант указывал на сложность восприятия бесконечности: «...если мир бесконечен и неограничен, то он слишком велик для всякого возможного эмпирического понятия» [Там же, 448]. Н.В.Корниенко отмечает интерес Платонова к теории относительности Энштейна, о чем свидетельствует статья 1921 г. «Слышные шаги (Революция и математика)», посвященная работе последователя Эйнштейна Г.Минковского «Пространство и время». Об этом интересе говорят и книги из личной библиотеки писателя, среди которых содержится книга Ш.Нордманна «Эйнштейн и Вселенная» (1923) [Корниенко 1993а, 21]. Примечательно, что в книге Нордманна в главе VII «Бесконечна ли вселенная?» обсуждаются взгляды Канта на бесконечность пространства и говорится о том, что Кант напрямую связывал бесконечность пространства с бесконечным количеством звезд (небесных светил) [Нордманн 1923, 121]. Приведенные размышления платоновских героев о бесконечности могли возникнуть у писателя под непосредственным влиянием упомянутой книги Ш.Нордманна.
Художественному видению А.Платонова свойственна панпростространствен-ность — это пространство природы и космоса [Дрозда 1975, 90; Левин 1998, 397— 398]. Для выражения необходимых смыслов Платонову приходится значительно