Смеховая культура казачества как категория поэтики

• Автор: Рыжков, Лев Валерьевич
• Шифр специальности: 10.01.08
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 1999
• Место защиты: Краснодар
• Количество страниц: 221 с.

СОДЕРЖАНИЕ
НЕОБХОДИМЫЕ ПОЯСНЕНИЯ
ВВЕДЕНИЕ. СМЕХОВАЯ КУЛЬТУРА КАЗАЧЕСТВА КАК ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН
ГЛАВА ПЕРВАЯ. КАЗАЧИЙ СМЕХ КАК СВОЕОБРАЗНЫЙ ЭТАП РАЗВИТИЯ НАРОДНОЙ СМЕХОВОЙ КУЛЬТУРЫ
ГЛАВА ВТОРАЯ. ГЕРОИЧЕСКИЕ И ВОЕННО-БЫТОВЫЕ АСПЕКТЫ СМЕХОВОЙ КУЛЬТУРЫ КАЗАЧЕСТВА
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ОТРАЖЕНИЕ СЕМЕЙНО-БЫТОВЫХ ОТНОШЕНИЙ КАЗАЧЕСТВА В ЕГО СМЕХОВОЙ КУЛЬТУРЕ
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ.

НЕОБХОДИМЫЕ ПОЯСНЕНИЯ
Актуальность проблемы.
Существует множество трудов и монографий, посвященных исследованию комического, но ни одно из этих исследований не связано с казачеством. Однако смеховая культура казачества представляет неоспоримый интерес для исследования по нескольким причинам. Во первых, она являла собою крайнюю противоположность официозной культуре. По сути, сам феномен активно функционировавшей казачьей культуры, противопоставленной официальной культуре, заслуживает пристального изучения. Во-вторых, казачий смех имеет некоторые специфические черты, отличающие его также и от народной, неподконтрольной официозной духовно-нравственной «цензуре» культуры. Следует отметить, что сколько-нибудь серьезного изучения и анализа казачьей смеховой литературы и фольклора, по существу, не проводилось. В целом, все исследования казачества шли в первую очередь по линии изучения каких-либо аспектов бытия казачества (его формирования, заселения казаками новых земель, этнографическими и историческими исследованиями), многие из этих трудов приобрели достаточную известность. Исследовалась социология казачества, экономика, история войн, психология, но не смеховая культура.Как фольклорному, так и литературному художественному творчеству казачества посвящено очень немного исследований. На сегодняшний день исследователями проводится работа по собиранию и систематизации художественных произведений казачества, нежели работа по планомерному их исследованию. В качестве примера можно привести некоторые антологии кубанской литературы: «Курень» (под редакцией В. К. Чумаченко), «Литература Кубани» под редакцией Н. Д. Назарова). Что уж говорить о такой области культурной жизни казачества, как смех? Различные работы о казачестве ограничены в целом лишь историко-биографическими и справочными данными, либо компиляцией и небольшим комментарием художественных текстов, либо произвольным поверхностным анализом, либо замыкались исследованием специфики творчества какого-либо одного определенного автора. Таковы работы В. П. Бардадыма «Николай Канивецкий. Очерк жизни и творчества» и «Жизнь и творчество кубанского кобзаря Александра Пивня», являющиеся соответственно послесловием и предисловием к изданным в Краснодаре сборникам произведений данных авторов. Но и там

никаких сколько-нибудь серьезных исследований казачьего смеха не проводится, а самый феномен смеховой культуры трактуется следующим образом: «Люди не унывали, не теряли бодрости духа, несмотря на тяжелые условия жизни, на повальные болезни (то холера, то чума), стихийные бедствия (то буря, то наводнение, то град с куриное яйцо)» (10;7). По существу, работы В. П. Бардадыма носят описательный, биографический характер. Статьи другого исследователя - В. К. Чумачен-ко «От де, люде, наша слава...» и «Я давно вже по овну блу-каю...» - казачьей смеховой культуры также касаются лишь вскользь, детально ее не исследуя. Причины такого положения в научной литературе о казачьем смехе связаны, видимо, с гонениями и репрессиями против казачества, имевшими место в первой половине XX века, а также с тем, что в последующем исследования духовного облика казачества, его нравов, обычаев, фольклора, его литературы откровенно не поощрялись. Поэтому мы благодарнывсем ученым и литераторам, которые в нелегкое для подобной работы время положили начало исследованиям смеховой культуры казачества, вернули из забвения произведения замечательных кубанских авторов.
Как правило, анализ категории комического проводится вне временнных и пространственных координат, с очень слабой привязкой к истории. Психология и история народа, как правило, в подобных исследованиях мало учитывается. Учет этих компонентов производится лишь при конкретном анализе какого-либо произведения. В подобном подходе имеются как свои плюсы, так и свои минусы. Что касается последних: при исследовании смеховой культуры какого-либо людского сообщества или социальной группы происходит утрата специфических черт предмета исследования, нивелирование самой основы, природы смеха. Этот недостаток традиционного литературоведения и его терминологического аппарата обнаружили в своих трудах М. М. Бахтин, (в книге «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» он использует такое понятие как «карнавальный смех», привязанное к определенному историческому периоду) и Д. С. Лихачев (в монографии «Смех в Древней Руси» наряду с собственно литературоведческими терминами используется термин «антимир», имеющий центральное значение для авторской концепции смеховой культуры Древней Руси).
Сложность исследования казачьей культуры смеха связана также с несогласованностью мнений различных исследовате-

Я муж и любовник; я родственник невесты и жених, в) женщина и женщина:
я замужняя женщина и незамужняя женщина;
я жена и родственница мужа.
На уровне композиции произведений смеховой казачьей культуры подобного рода противоборства очень часто являются в чередовании прямой речи его участников, персонажей песни -основного жанра казачьей поэзии.
«Агональная основа» частушки подтверждает ее жанровую принадлежность к смеховой культуре. Вне зависимости от ее содержания, композиционных и художественных средств создания, частушка со стороны ее игровой специфики - это приглашение к соревнованию, вызов, поэтому самый факт ее исполнения порождает смех, поскольку рассматривается как покушение и ущемление достоинства того, к кому обращен вызов, то есть констатация или предположение отсутствия в нем необходимых системных качеств.
4) Священнодействие. Известно, какую важную роль играл в казачестве религиозный компонент. Хейзинга обосновал игровую природу религиозного культа, но нас в данном случае интересует игра казачества как системы с самим культом, который имеет внесистемную природу, так как перешел в казачество из системы «обыденной» жизни. По мнению исследователей, мифо-религиозные представления исторически ранних народов отличаются принципиальной двойственностью. С одной стороны, они священны и не подлежат какому-либо сомнению и оспариванию, с другой стороны, они существуют как бы невзначай, понарошку. Хейзинга задает по этому поводу риторический вопрос: «... не примешан ли у человека к его вере в святость мира с самого начала элемент юмористического отношения?»(226; 149). Такая плоскость постановки вопроса дает нам возможность высветить особенности отношения казачества к культу и роли религиозного элемента в смеховой культуре этой игровой системы. С этой точки зрения можно осмыслить элементы пародии на церковную службу, содержавшиеся в ритуале инициации запорожских сечевиков, не как кощунство и отрицание религиозности, а как ее осо-