Творчество Георгия Иванова в контексте русской поэзии первой трети ХХ века

• Автор: Кузнецова, Наталья Анатольевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 1999
• Место защиты: Магнитогорск
• Количество страниц: 199 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1 Концепция жизни и смерти в поэзии
Георгия Иванова
1.1. Раннее творчество Георгия Иванова
1.2. От «Роз» к «Отплытию на остров Цитеру»
1.3. «1943 - 1958. Стихи»
ГЛАВА 2 Творчество Георгия Иванова в контексте поэзии рубежа
XIX - XX веков
2.1. Георгий Иванов и акмеизм
2.2. Георгий Иванов и Иннокентий Анненский
2.3. Георгий Иванов и Александр Блок
ГЛАВА 3. Творчество Георгия Иванова в контексте поэзии первой
волны русской эмиграции
3.1. Проблема «Георгий Иванов и «парижская нота»
3.2. Георгий Иванов и Георгий Адамович
3.3. Георгий Иванов и Борис Поплавский
3.4. Георгий Иванов и Владислав Ходасевич
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ
ВВЕДЕНИЕ
Последние полтора десятилетия в корне изменили представления об истории литературы XX века: открылись новые имена и целые эстетические пласты, в самой основе изменились акценты и оценки. Складывается новая концепция литературного развития завершающегося столетия, в которой каждое явление может и должно занять соответствующее место.
Георгием Ивановым собственный «сюжет возвращения» предсказан задолго до 80-х годов, когда его имя было возвращено русскому читателю: «Но я не забыл, что обещано мне / Воскреснуть. Вернуться в Россию - стихами» (68, 573). Пророческая фраза поэта с тех пор неустанно обыгрывается критикой многочисленными упоминаниями в аннотациях, статьях и даже в кандидатских диссертациях (например, Е. Алековой). При этом часто именно ею начинается и заканчивается процесс возвращения Г. Иванова в историю русской литературы: провидческий дар поэта (как и сам его «странный» образ) как будто предрасполагает к излишне обиходному разговору о нем, к более внимательному «прочтению» биографических, бытовых подробностей, нежели к серьезной аналитической интерпретации его творчества.
И здесь нам видится первое условие адекватного истолкования и объективной оценки творчества Г. Иванова: от биографической призмы, сквозь которую критика традиционно воспринимала поэзию Г.Иванова, следует обратиться к «поэзии как таковой» - явлению оригинальному, самоценному и вполне самодостаточному для того, чтобы стать самостоятельным предметом исследования.
Второе условие подлинного возвращения «первого поэта русского зарубежья» (каковым он достаточно единодушно считался в среде русской эмиграции) - необходимость вписать его имя в общий контекст русской
литературы: масштаб любого культурного феномена выявляется лишь в системе, точек соприкосновения и точек отталкивания, лишь в системе взаимоотражений открывается его суть, его неповторимый лик. А потому уникальный мир Г. Иванова не только должен тщательно изучаться как самоценная величина, но и обязательно должен быть помещен в историю русской поэзии. Для этого его следует соотнести по крайней мере с двумя ближайшими и наиболее органичными контекстами - с русской поэзией рубежа XIX - XX веков, из которой «происходит» поэт Г. Иванов, и с поэзией русского зарубежья, в пространстве которой он ощутил себя большим поэтом.
Таким образом, цель нашей диссертации состоит в том, чтобы включить имя Г. Иванова в контекст русской поэзии первой трети XX века и сквозь призму этого контекста предложить обновленную интерпретацию творчества поэта.
Применительно к Г. Иванову подобные исследования не предпринимались. Для более пространного обоснования новизны и актуальности предлагаемой работы нам предстоит обратиться к «истории вопроса»: как «сюжет возвращения» Г. Иванова в историю русской литературы развивался в критике и литературоведении?
Его называли «первым поэтом эмиграции» (Р.Гуль) и даже «первым поэтом мира». Однако к систематическому изучению творчества Георгия Иванова российское, да и зарубежное литературоведение приступило лишь в последнее десятилетие. Ещё несколько лет назад Е.В. Витковский, составитель самого обширного и авторитетного на сегодняшний день собрания сочинений поэта, констатировал: «Серьёзные статьи о его творчестве и по сей день можно пересчитать по пальцам» (39, 7). Ю. Кублановский выразился еще определенней -«непаханая целина» (90,230).
За прошедшие годы ситуация несколько изменилась. Рецензий, отзывов, статей опубликовано было немало. Задача - представить Г.Иванова россий-

Этот мотив обреченности таяния становится одним из главных в поэзии Георгия Иванова; от стихотворения к стихотворению он все более воспринимается как символ умирания. Не потому ли столь часто звучит слово «весна», связанное с таянием и гибелью?
Невольно обращает на себя внимание необычное сравнение счастья с тонущим камнем, порождающее почти физическое ощущение тяжести и оформившееся в новой тональности стихотворения «Страсть? А если нет страсти...»:
Счастье выпало из рук,
Камнем в море утонуло... (68,282)
Частный мотив «тающе-тонущего» счастья соотносится со столь значимыми в «Розах» образами моря, дна и теперь неизбежно связывается со смертью, умиранием, развоплощением. Но в стихотворении «Страсть? А если нет и страсти...» звучит мысль не о конечности счастья, а об его отсутствии - ему нет места не только в настоящем, но в жизни вообще. Поэтому финальные строки проецируются на весь текст как непрямая антитеза:
Счастья нет, и мы не дети.
Вот и надо выбирать -Или жить, как все на свете,
Или умирать.
(68, 282)
Счастье противостоит жизни! А желание счастья, поиски его оказываются смерти подобны: если счастье невозможно, а человек мечтает о нем и не способен существовать иначе, чем в состоянии счастья, то ему остается только смерть. Так вновь заявляет о себе своеобразная ивановская соседственная близость понятий «счастье» и «смерть».
То, что существует в этом нелепом мире, не может быть названо счастьем. Это лишь обещание, данное извне: уклончивое, ускользающее «может быть», соединяемое с неопределенно-зыбким «где-то». Именно неопределен-