Стиль Исаака Бабеля ("Конармия")

• Автор: Тарасова, Вера Владимировна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 1999
• Место защиты: Екатеринбург
• Количество страниц: 203 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. Факторы образования стиля “Конармии” Бабеля (личность, культура, история)
ГЛАВА 2. “Динамическая” тенденция стиля Бабеля (образная фактура “Конармии”)
ГЛАВА 3. "Упорядочивающая" тенденция стиля Бабеля (словесный массив “Конармии”)
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ
Острейшее переживание Исааком Бабелем, автором “Конармии”1, драмы постреволюционной эпохи, ее противоречий и катаклизмов, и -одновременно - напряженный поиск форм, адекватных миру, потерявшему свои естественные очертания, позволяют нам говорить о нем как о художнике, символизирующем начало нового литературного сознания, открывающего немыслимую сложность реальности 1920-х годов. Образ художника, это сознание выражающего, предстает таким же противоречивым и непредсказуемым, как его создание. Внешнее и внутреннее - творческое - в Бабеле рождает парадоксальное восприятие его личности, выраженное, например, в точном слове Е.Зихера: "Тихий лысый астматический еврей, больше похожий на дельца, чем на писателя, обладающий даром отстаивать неожиданность правды и создавать поэзию из повседневной деловой прозы (bisiness-like prose)”2.
Но не только эта зримая противоречивость, характерная как для Бабеля-человека, так и для Бабеля-художника, много лет порождает самые жаркие споры о нем - Исаак Бабель, как никто другой, ценит каждый момент бытия, каждая секунда человеческой жизни представляется ему бесконечно значимой, насыщенной и прекрасной. В определенном смысле, в его системе ценностей не было будущего - до того ему важно то, что происходит в настоящем. Неслучайно эпические
‘Первые публикации отдельных рассказов, объединенных впоследствии в книге “Конармия”, появляются в одесских и московских журналах, начиная с 1923 года. Большинство “конармейских” рассказов публиковалось в “Одесских известиях”
1923 года.
2 Sicher Е. Style and structure in the prose of Isaak Babel’. Columbus Ohio: Slavica, 1986. C.10.

константы Жизни, Родины, Счастья, Любви “сжимаются” им в одну секунду, в одно событие, формируя представление о мире как острое, пульсирующее переживание. Так, говоря обобщенно, эпическая форма Бабеля (“со-бытие”) трансформируется им в лирическую форму (“переживание”). Оно сжато, напряжено - в моменте, в секунде, в одной точке - в “здесь и сейчас”. Думается, именно этот перевод эпического плана в лирический рождает столь органичную для книги художника атмосферу необыкновенно высокой значимости человеческой жизни и трагизма ее гибели, каждого ее момента - ведь то, что происходит в эту минуту, значительно в той же мере, как если бы это был итог, венец, суть и цель всей жизни. Отсюда - такое напряженное внимание художника ко всему, что случается с человеком - в этот миг, в этой ситуации - ведь то, что происходит с ним в стремительном потоке случайностей, непредвиденностей, в “отрывках” его времени -существенно в той же мере, как если бы это было завершение всей человеческой жизни. Каждая секунда в “конармейском” мире Бабеля чувствуется и проживается с таким напряжением и с такой страстью, как будто она - последняя. Особенно сильно это сконцентрированное авторское внимание ощущается в «Конармии», в одной из самых сложных и недостаточно освоенных книг художника, являющей собой квинтэссенцию бабелевского неоднозначного, обостренно-чувственного и поистине трагического восприятия мира.
Может быть, наиболее близки к разгадке дара этого “гения, украденного секретной полицией”1 (именно к разгадке - все, связанное с Бабелем, в конце концов приобретает относительный и даже авантюрный характер), те, кто во главу угла ставит игровое начало, свойственное его личности и творчеству, кто соотносит любовь
1 Farell J. Literary Essays, 1954-1974. Port Washington, 1976.

оценки Толстого, как художник, обладающий способностью “усиленного напряженного внимания, направляемого но тот или иной предмет, вследствие которого человек, одаренный этой способностью, видит в предметах то, чего не видят другие.”1
И символистское переосмысление творческого наследства Гоголя, признанного новатора стиля, и формалистское провозглашение эстетически преобразующей роли слова и стиля входят в литературнохудожественную атмосферу XX века задолго до того, как Бабель начинает свою писательскую деятельность. П.Карден, связывая орнаменталистское направление в русской прозе с русским модернизмом в живописи (Н.Гончарова, М.Ларионов, В.Кандинский), видит в Бабеле более независимого последователя Андрея Белого, чем Б.Пильняк, Всев.Иванов или А.Серафимович в "Железном потоке", опиравшихся на его (Белого) прием фрагментации для выражения анархии и хаоса гражданской войны. В то же время, использование сказового повествования, диалектных выражений, игры слов и лингвистических экспериментов, характерных для русской прозы 20-х годов, прежде всего для Белого и Ремизова, менее всего увидено наукой в творчестве Бабеля, что, думается, в какой-то мере объясняется мощным воздействием на творчество писателя еврейской культуры.
Немаловажна в творчестве Бабеля и роль западной европейской мифологии, ориентированной на бога солнца Аполлона (параллель с образом Аполека), в противоположность Дионису, «эстетическому богу» символизма. Бабель далек от эзотерического мистицизма символистов, использование цветовых и любых других форм в его прозе определяется их функцией в контексте, а не их теософской внетекстовой интерпретацией. Безусловно права Карден, пишущая о
Толстой Л. Указ.соч, С.4.