Интертекстуальность прозы А. Ремизова

• Автор: Целовальников, Игорь Юрьевич
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 1999
• Место защиты: Астрахань
• Количество страниц: 202 с.

Содержание

ИНТЕРТЕКСТУАЛПЬНОСТЬ «ПРОИЗВОДНОГО» ДИСКУРСА: РЕМИЗОВ И ФОЛЬКЛОР
А. РЕМИЗОВ И ДРЕВНЕРУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА: СТРУКТУРА И ЛОГИКА ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНЫХ СВЯЗЕЙ
ГЛАВА III. ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТЬ «НЕПРОИЗВОДНОГО» ДИСКУРСА: РЕМИЗОВ И МОДЕРНИЗМ
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ПРИМЕЧАНИЯ

Возвращение к отечественному читателю произведений писателей русского зарубежья стало знаменательным явлением современного литературного процесса. Поэзия и проза Г. Иванова, Д.Мережковского,
З.Г:инпиус, М. Алданова, А. Ремизова и многих других были заново открыты русскими читателями. Раннее творчество этих писателей эпохи модернизма и произведения периода эмиграции становятся объектами пристального внимания литературоведов.
Имя А. Ремизова (1877=1957) в приведенном ряду занимает особое место. Его творческая самобытность получила самую высокую оценку поэтов А.Блока, М. Волошина, литературоведов и критиков К. Мочульскош, А. Рыстенко, Г. Струве1. Писатель вошел в русскую литературу в первое десятилетие XX века. Литературная биография А. Ремизова неразрывно связана с течениями этого периода от декаденства и символизма до примитивизма и авангарда. И хотя в начале века в его творчестве вполне очевидны символистские тенденции, сам писатель не причислял себя к символистам. Однако частые обращения к жанру романа — «мифа», утвердившемуся в творчестве Д. Мережковского, Ф. Сологуба, А. Белого и других символистов, расширение семантики образов за счет их тропеическош и символического наполнения, языковые и стилистические эксперименты указывают на сильное влияние модернизма на творчество писателя.
Сочетание традиционно-реалистического способа изображения действительности и модернизма послужило поводом к дискуссии в журнальной критике начала века о неореалистических установках в произведениях Ремизова. Впервые к неореалистам, укрепившимся на позициях символизма, Ремизова причислил М. Волошин . Главной особенностью творчества писателя Е. Колтоновская считала синтез
символизма и реализма, «редкое, трудно давшееся сочетание лирики с бытом, к которому стремится молодая литература»3.
Модернистская направленность проявилась в ориентации всего творчества Ремизова на включение «чужого голоса» в художественную ткань произведений, игру с многими текстами предшествующих культур и современной писателю социокультуры. Русская и мировая литературная классика, вошедшая в сознание и душу Ремизова, звучала в его произведениях то как сознательная стилизация и переложение, то как эмпирические аллюзии, ассоциации, сюжетно-композиционные сближения и другие формы интертекстуальности. На глубокую творческую связь с некоторыми писателями указывал сам Ремизов: «Имена, под которыми прошла жизнь в России за 44 года (1877-1921) - Достоевский, Лесков; заграничная жизнь: два года в Германии - ЭХА. Гофман; 34 года в Париже -Гоголь; Никола Мирликийекий, а через всю жизнь прошел Аввакум»4.
Увлеченность Ремизова древнерусской словесностью, фольклором и мифологией притягивала к нему внимание литераторов разных школ и направлений 1910-х годов, например, неославянофильской (С. Городецкий) и неонароднической (Иванов-Разумник) ориентации. Разнообразные источники его творчества от «Слова о полку Ишреве» и «Жития протопопа Аввакума» до новинок западноевропейского модернизма рассматривались критиками начала века как важнейший фактор, определяющий художественную манеру и стиль писателя.
Необычайная творческая восприимчивость Ремизова, его огромная начитанность, книжность самого сознания и мироощущения стали общим местом в литературно-критических статьях и монографиях, посвященных писателю. Интертекстуальные связи прозы Ремизова выявлялись на уровне художественного течения и даже метода, в котором работал писатель, самой творческой манеры, жанровых параллелей и сближений, образных аллюзий и ассоциаций, реминистем и реминисценций.

качествами. Мотив подмены ребенка заменен подложными письмами к царевичу и от него.
Мотив подложных писем восходит к «Сказке о царе Салтане...» А.Пушкина, а через Пушкина - к восточнославянскому сюжету сказки «Чудесное дерево и птица - говорунья», к арабской сказке «История двух завистливых сестер» и к литературной обработке сказки английского писателя XIV века Джефри Чосера в «Рассказе юриста» из цикла «Кентерберийские рассказы»61.
В процессе выявления интертекстуальных связей сказки «Оклеветанная» нами был установлен еще один возможный источник указанных произведений как Ремизова, так и Пушкина — «Рассказ о женщине с отрубленными руками» из сказок «Тысячи и одной ночи»62. За нарушение запрета женщине, подавшей милостыню нищему, отрубают руки; спустя некоторое время царь по совету матери женится на ней; другие жены царя из зависти клевещут на нее, женщину изгоняют; на берегу ручья она чудесным образом («но воле Аллаха») исцеляется. Сюжет сказки лишен подробного развития действия, основные мотивы (рождение чудесного ребенка, подмена писем к царю и изгнание героини) и мотивировки поступков героев (причины данного царем запрета) разработаны слабо и скорее лишь намечают фабулу произведения. Мотив чудесного исцеления героини, отсутствующий в сказке Ремизова, является функциональным эквивалентом мотива чудесного спасения царицы и ее ребенка в сказке Пушкина.
Завершается сказка Ремизова нетрадиционной для фольклора формой разоблачения антагониста. Оклеветанная героиня, оказавшись неузнанной, рассказывает историю своей жизни, испытаний и злоключений, в присутствии невестки Варвары, и та выдает себя, подтверждая истинность рассказа героини. В русском фольклоре аналогичный эпизод чаще присутствует в сатирических бытовых сказках, где царю или барину рассказывают небылицу о том, что он задолжал солдату много денег, царь