Топосы смерти в лирике А. С. Пушкина

• Автор: Проданик, Надежда Владимировна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2000
• Место защиты: Омск
• Количество страниц: 193 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
Глава 1. История изучения феномена смерти в творчестве
Пушкина. Итоги, проблемы, спорные вопросы
1.1. Проблема смерти в историко-литературных, философско-критических статьях и монографиях второй половины XIX - XX веков
1.2. Эстетическая танатология. Пушкиноведение второй половины XX века
Глава 2. Генезис топологии смерти в лирике Пушкина 1810-х
годов
2.1. Топологическая образность в лицейских одах
2.2. Анакреонтическая танатография в раннем творчестве поэта
2.3. Генетические связи классицистической и предроман-тической топики смерти в оссианических балладах
Глава 3. Филогенез топологии смерти в лирике Пушкина 1820
1830-х годов
3.1. Элементы классицистической танатографии в романтических произведениях поэта
3.2 Романтический мир: образ героя и мортальнопространственная образность
3.3. Филиация топологии смерти в лирике Пушкина 1830-х годов (монумент Полководца и памятник Поэта)
3.4. Поздняя лирика: эволюция мортальных пространств и диалектика смысла. Топос кладбища
Заключение
Библиографический список использованной литературы

ВВЕДЕНИЕ
Диссертация «Топосы смерти в лирике А. С. Пушкина» - одна из первых монографических работ, посвященных изучению феномена смерти в произведениях писателя. За последнее десятилетие возрос интерес ученых к проблемам художественной танатологии, исключением в этой области не стало и пушкиноведение: опубликованы статьи О. Г. Постнова о мотивах смерти в творчестве поэта 1814 - 1820-х годов1, рассматривались черты ренессансного отношения к смерти в книге С. Кибальника «Художественная философия Пушкина»2, не раз звучала мортальная тематика на юбилейных научных конференциях и международных чтениях3. Таким образом, проблема смерти, изучавшаяся в ракурсах темы, мотива, символического ряда, как правило, приводила к экстенсивному характеру исследовательских работ. Вместе с тем экстенсивность изучения мортальной проблематики парадоксально сочеталась с избирательностью ограниченных объектов внимания: статьи, главы из книг касались отдельных периодов творчества поэта или отдельных произведений; время же требовало анализа художественной тана-
1 Постнов О. Г. Мотив смерти в стихотворении А. С. Пушкина «Череп» // Роль традиции в литературной жизни эпохи: Сюжеты и мотивы. Новосибирск, 1995; Постнов О. Г. Тема смерти в ранней лирике А. С. Пушкина // «Вечные» сюжеты русской литературы. «Блудный сын» и другие. Новосибирск, 1996 и др.
2 Кибальник С. Художественная философия Пушкина. СПб., 1998.
3 Ольшанская И. Тема смерти у Пушкина и Блока II А. С. Пушкин и мировая культура: Международная научная конференция. М., 1999; Фикс И. Мотив смерти в поздней лирике А. С. Пушкина // Русская литература и провинция: Крым. Пушкинские международные чтения. Симферополь, 1997 и др.
тологии в более широком объеме, в контексте всего наследия Пушкина, только так можно было выявить динамику отношения автора к феномену смерти.
В связи с этим настоящее диссертационное сочинение представляется своевременным и актуальным, ибо оно предполагает помимо историко-литературного семиотический и культурологический методы работы с танатологическим материалом: ключом к поэтической онтологии мыслится топос смерти - образ мортального пространства; он аккумулирует в себе жанровые особенности, особенности индивидуально стилевые, взаимодействует со смыслопорождающей структурой произведения; в его пределах обнаруживаются литературные традиции, культурные интенции и морфологические парадигмы.
Не ограничивая себя хронологическими рамками (преимущественным объектом изучения стала лирика Пушкина 1810 - 1830-х гг.), мы стремились выбрать для анализа те художественные произведения, которые с наибольшей полнотой демонстрировали процесс становления и эволюцию мортально-пространственной образности. При поиске тек-стов-«опор» мы руководствовались несколькими критериями: в стихотворении должен быть изображен топос смерти, характерный для ряда иных текстов (так, оссианический топос смерти запечатлен в балладах «Осгар», «Кольна», отчасти его элементы воспроизведены в «Сраженном рыцаре»), к тому же избранный локус должен наиболее полно, ярко и отчетливо репрезентировать определенный тип моросферы.
Цель предпринятого исследования - анализ семиотики мортального пространства как формы выражения художественного самосознания и жизнеотношения поэта; задачи диссертации - установить генезис пушкинской танатографии, изучить динамику перехода от одного вида про-

К той же поэтической традиции восходит один из танатологических атрибутов юноши-поэта-мудреца - «увядший миртовый венец» («Мое завещание»): в доромантической элегии венец-символ поэтической славы, знак творческой личности; в том же семантическом поле находится лексема «венок»:

Только дружба обещает Мне бессмертия венок;
Он приметно увядает,
Как от зноя василек.
(К. Батюшков. «КГнедичу», 1806)1
Венок-венец увядающий - знак уходящей жизни, следствие дыхания Танатоса.
Итак, на наш взгляд, художественная танатология в раннем творчестве Пушкина характеризуется не только доминантой какого-либо одного мортального типа (к примеру, О. Постнов считает, что ведущими в петербургский период стали эпикурейско-гедонистический и героический, стоический), поэтом созданы уникальные образы смерти, совмещающие героико-элегическую и героико-гедонистическую традиции. Последняя нам видится в стихотворении 1820 года «Мне бой знаком - люблю я звук мечей...», тон этого текста полон чувственной радости, свойственной анакреонтике, и вместе с тем в нем слышны аккорды героического самообладания.
Стремление исследователей свести все многообразие танатологических обертонов к доминанте какого-либо одного образа, с одной стороны, не лишено смысла: оно позволяет выявить логику развития мотивов смерти, установить динамику движения от одного образа к другому. Однако этот процесс не учитывает природу творчества Пушкина, которая состоит в «...небывалой доселе концентрации чужих слов, реминис-
1 Цит. по: Батюшков К. Н. Опыты в стихах и прозе. М., 1978. С. 236.