Образная система и жанровая сущность "Сказания о Еруслане Лазаревиче"

• Автор: Стёпина, Наталья Викторовна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2000
• Место защиты: Орел
• Количество страниц: 181 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА I. Образная система «Сказания о Еруслане Лазаревиче»
в свете топики русской культуры
§ 1. К вопросу о причинах популярности списка Погодина № 1773
§ 2. Пространство культуры в художественном мире
«Сказания о Еруслане Лазаревиче»
§ 3. Духовная жизнь героев «Сказания о Еруслане Лазаревиче»
ГЛАВА П. Образы пространства и времени в «Сказании
о Еруслане Лазаревиче»
§ 1 .Образы географического пространства
в списке Погодина № 1773
§ 2. Художественное время «Сказания о Еруслане Лазаревиче»
ГЛАВА Ш. Особенности создания образов-персонажей
в «Сказании о Еруслане Лазаревиче»
§ 1. Специфика индивидуализации образов богатырей и
правителей в списке Погодина № 1773
1.1. Образы богатырей
1.2. Образы правителей
§ 2. Образ Еруслана Лазаревича
ГЛАВА IV. Проблема определения жанровой сущности
«Сказания о Еруслане Лазаревиче»
§ 1. Жанровое своеобразие «Сказания о Еруслане Лазаревиче»
§ 2. К вопросу о зарождении романного жанра в русской литературе
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Список цитируемой и упоминаемой литературы

ВВЕДЕНИЕ
«Сказание о Еруслане Лазаревиче» имеет удивительную судьбу. Удивительную и в плане бытования произведения, и в плане его научного изучения.
Русский читатель познакомился с «Ерусланом» примерно в середине XVII века (именно этим временем датируют старейшие списки). Популярность росла с годами и достигла пика в XIX веке, когда широкое распространение получили лубочные картинки и печатные книги о Еруслане. Параллельно этот сюжет закреплялся в народном сознании и фольклорной традицией, о чем свидетельствуют записи XIX - XX веков.
По заключению Л.Н. Пушкарева, в настоящее время известно о 21 рукописном списке повести. Все рукописные списки «Еруслана» традиционно делят на три редакции, отражающие различные стадии бытования памятника: «восточную», «краткую сказочную» и «полную сказочную». В разное время научно издавались два полных рукописных текста и один - в отрывке, лубочная картина на 32-х листах, 5 лубочных картин и 15 устных вариантов сказки о Еруслане, а также три былины о нем (Пушкарев 1980, 25, 165).
В истории изучения «Еруслана Лазаревича» Л.Н. Пушкарев выделил три периода. Первый период (XVIII в. - первая половина XIX в.) характеризуется подготовительными работами в области изучения сюжета, были высказаны первые предположения о происхождении «Еруслана». Во второй период (вторая половина XIX - начало XX века) были высказаны основные гипотезы, касающиеся времени возникновения и происхождения истории Еруслана, ее связи с восточным фольклором. Третий период («советский») выделяется, по мнению Л.Н. Пушкарева, качественно иным разрешением вопросов генезиса сюжета, принципиальностью в постановке вопросов стилистического и литературного анализа повести и сказки, интересом к устным вариантам «Еруслана», рассмотрением повести под социально- историческим углом зрения. Ф.С. Капица обоснованно видит в истории изучения повести о Еруслане Лазаревиче в XIX -начале XX в. отражение всех важнейших этапов развития науки о литературе.
В целом история изучения «Еруслана Лазаревича» - «это попытка установить происхождение и самого героя, и сказания о нем» (Пушкарев 1980, 9). Подробности, связанные со степенью изученности памятника, своеобразием его интерпретации в трудах историков литературы и фольклора, достаточно основательно рассмотрены в исследованиях последних десятилетий (Пушкарев 1980; Капица 1987). Поэтому мы перелистаем лишь наиболее яркие страницы еруслановедения.
До середины XIX в. научным изучением «Еруслана» не занимались, хотя впервые о Еруслане Лазаревиче заговорили еще поэты и писатели XVIII века (И.А. Крылов, В.А. Левшин, М.М. Херасков, М.Д. Чулков и др.).1 К образу главного героя обращались в начале XIX века В.А. Жуковский и молодой
A.C. Пушкин.
Следует отметить, что в сознании читателей, писателей и публицистов того времени Еруслан неизменно ассоциировался с Бовою-Королевичем. В начале XIX в., когда было раскрыто иноземное происхождение Бовы (Кузьмина 1964), встал вопрос и о происхождении Еруслана. Обоснованные предположения пока отсутствовали, но общий тон воззрений был таков: «фольклористы первой половины XIX века сказку о Еруслане народной не считали, а причисляли ее к сказкам книжным» (Пушкарев 1980, 11). Однако, по свидетельству того же ученого, сам Еруслан «воспринимался как русский национальный богатырь, чуть ли не как исторический герой» (Пушкарев 1980, 73). Данное противоречие в восприятии произведения и образа его главного героя представляется очень знаменательным. Можно дополнить выводы JI.H. Пушкарева, касающиеся первого периода в изучении «Сказания о Еруслане Лазаревиче». Уже на первом этапе наметились тенденции к дифференцированному подходу при изучении самого произведения и образа главного героя.
В 1859 году во втором томе «Летописей руссской литературы и древности», издаваемых Н.Тихонравовым, была помещена «Сказка об Уруслане Зала-
1 См. об этом: Пушкарев 1967, 94-114; Пушкарев 1980, 55-76.

ска XVII века. Должно существовать научное объяснение сознательного выбора массового русского читателя. Мы склонны искать аргументы прежде всего в самом тексте произведения, безоговорочно принятого русской низовой культурой. Чтобы убедиться в правомерности предположения о существовании исконно русского «Еруслана Лазаревича», необходимо обращение к текстуальному анализу списка Погодина 1773.
Абсолютизация сюжета, некогда утвердившаяся в подходе к изучению «Сказания о Еруслане Лазаревиче»,' заглушила интерес к языковой основе произведения, ограничила, например, наблюдения над лексикой поисками признаков «восточного» влияния.
Среди формальных признаков восточного происхождения повести о Еруслане, как правило, называют имена многих героев: Еруслан (Арслан), Кар-таус (Кейкаус), Данила Белый (Белый Див), Араш (Ракш). A.C. Орлов считал, что «остатки восточных имен и названий читаются не только в отделах Повести, соответствующих ... эпизодам Рустемиады, но и в других ее частях», «востоком отзывается: постоянное определение масти коней; сложное прозвище Залазорева конюха; меч богатырской головы, у которого одна сторона тупая и др.» (Орлов 1948, 114).
Указывая на целесообразность начала текстологического анализа с имени Еруслана Лазаревича, «поскольку как раз оно открывает кратчайший путь к ближайшему источнику русского текста», В.Н. Топоров пишет: «Сама форма имени героя повести весьма диагностична: Еруслан Лазаревич одновременно отсылает к именам двух знаменитых героев «Шах-наме» - к имени Ростема-Рустема (н.-перс. Ростам), превратившемуся в тюркской версии в Арслан (от слова со значением 'лев’) откуда русск. Уруслан, Еруслан, позже и Руслан (ср.
1 Еще О.Ф. Миллер справедливо упрекал В.В. Стасова в том, что критика «вообще занимает по преимуществу остов сказания, заставляющий его очень часто не замечать живых подробностей свойства бытового и нравственного» (Миллер 1869, 302).