Мотивировка в русском историческом романе 1830-1840-х гг.

• Автор: Сорочан, Александр Юрьевич
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2000
• Место защиты: Тверь
• Количество страниц: 176 с.

СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
Глава I. СТАТИЧНЫЕ МОТИВИРОВКИ В РУССКОМ ИСТОРИЧЕСКОМ РОМАНЕ
1. «Национальная» мотивировка в романах
М.Н. Загоскина и его последователей
2. Status quo как мотивировка общественной
жизни (К.П. Масальский)
3. «Нравственно-историческая» мотивировка в романах Ф.В. Булгарина
Глава II. ДИНАМИЧНЫЕ МОТИВИРОВКИ В РУССКОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПРОЗЕ
1. «Сказочная» мотивировка (В.Т. Нарежный.
А.Ф. Вельтман)
2. Мотивировка-ингрига(Р.М. Зотов.
Н.В. Кукольник)
3. Система динамичных мотивировок в прозе
А.С. Пушкина
Глава III. ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ МОТИВИРОВКИ В ИСТОРИЧЕСКОЙ ПРОЗЕ H.A. ПОЛЕВОГО И И.И. ЛАЖЕЧНИКОВА
1. Нравственные критерии в системе мотивировок
H.A. Полевого
2. Нравственность и история в системе художественной каузальности И.И. Лажечникова
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ПРИМЕЧАНИЯ
БИБЛИОГРАФИЯ

ВВЕДЕНИЕ
Русская литература XIX в. исключительно многолика и представляет поистине неисчерпаемое количество возможностей для литературоведческого исследования. Долгое время отечественная наука ограничивалась изучением лишь отдельно взятых ее достиже-ф ний, признанных вершинами литературного процесса. А все прочее,
именовавшееся «вторым» или «третьим рядом», «низовой литературой» или «творчеством мелкотравчатых писателей» (1), не то чтобы игнорировалось вовсе, но изучалось с пренебрежением и только в качестве фона для творчества гениев русской литературы. Но творческий процесс должен быть признан единым, и подобное дробление его никогда не шло на пользу целостному пониманию литературы. И вот поэзия, а чуть позже и проза XIX в. приходит к нам в своем реальном многообразии. Сначала отдельные сочинения уже полузабытых авторов (М.Н. Загоскин, H.A. Полевой), а потом * издания все более и более объемные (в последние годы вышли
собрания сочинений P.M. Зотова, И.И. Лажечникова, Загоскина) возвращаются в читательский и научный обиход. Этот процесс в весьма значительной мере затронул прозу первой половины прошлого века.
Несомненно, русская повесть и роман в этот период достигают невиданных успехов. Из «низких» жанров они становятся центром литературного процесса. В прозе опыт романтиков привел к постижению закономерностей исторического развития России. О причинах возникновения исторического романа на русской почве

написано уже немало (2). Отмечались и переломный характер эпохи,
настраивавший на осмысление ценностей и оценку таким образом возможностей будущего, и влияние европейского («вальтер-скот-товского» и французского) исторического романа, и явная недостаточность «романтических повестей с быстрыми переходами» (3), которую отмечал А. С. Пушкин.
Общество ожидало национального исторического романа, хотя первые опыты в этом жанре долгое время оставались не-дореализованными или незавершенными. Таковы «Лжедмитрий», начатый декабристом М. С. Луниным еще в 1815 году (на французском языке! (4)), «Гайдамак» О.М. Сомова, отрывки из которого печатались в течение 1820-х гг.; «Князь Курбский» Б. Федорова, начатый в 1825, но полностью опубликованный только в 1843 г. (5), а также опыты Нарежного, Пушкина и Гоголя. И только с выходом в 1829 году первого романа М. Н. Загоскина можно было говорить с уверенностью: у жанра поистине небывалое будущее. Исторический роман стал первым прозаическим жанром, получившим массовое распространение, он вошел в литературную жизнь именно как жанр. Многие авторы исторических романов (Булгарин, Пушкин) начинали с романов неисторических («Иван Выжигин», «Евгений Онегин»), которые оставались отдельными опытами, экспериментами или подражаниями. А выход в свет «Юрия Милославского» положил начало потоку исторической прозы, в которой царили свои принципы и законы, принимавшиеся публикой. Огромным успехом исторические романы пользовались в начале 1830-х гг., каждый из них вызывал огромное количество откликов у критиков и читательской публики. Отметим, что ни один не был принят единогласно. Всегда находились критики, обнаруживавшие в конкрегных произведениях весьма значительные недостатки. В рецензии на «Юрия Милославского» Пушкин сформулировал кратко
лок к чертам народного духа, упоминаемым в качестве причин самых разнообразных действий, текст изобилует формулами типа «по привычке», «так уж заведено» и т.д., что вполне соответствует статике загоскинского идеала. Сходно используются и русские пословицы: «Задние полезли вперед, следуя народной пословице: «На миру и смерть красна»» (32). Даже поступки не русских героев мотивируются в речи героев русских подобным же образом: «И твой господин решился... - Что ж делать, боярин: своя рубашка к телу ближе» (33). Обращение к исконной народной мудрости - еще одно звено в цепи построений Загоскина. Цели и причины действий остаются неизменными и могут фиксироваться посредством устойчивых формул.
Эту статичную систему, созданную Загоскиным, пытались повторить многие романисты так называемого «патриотического направления», для которых триада «официальной народности» стала единственным руководством к действию при сотворении основ художественной каузальности. Вечными качествами русских в их исторических романах объяснялось абсолютно все, а «внутренние», душевные состояния выводились из «внешних». Иностранцы, у которых означенные вечные качества отсутствуют, действуют на основе своих национальных характеров, большей частью изображенных отрицательно - в сравнении с «народным духом» россиян. Таким историческим романам чужда развернутая система мотивировок, свойственная первым опытам Загоскина. Из всех черт русского характера избирается одна - магистральная, из которой выводятся все прочие. Естественно органическое восприятие и осознание причастности к этой центральной характеристике были едва ли не единственной основой художественной каузальности. Причинно-следст-