Субъект и сущее в русском метафизическом персонализме

• Автор: Прасолов, Михаил Алексеевич
• Шифр специальности: 09.00.01
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2010
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 460 с.

СОДЕРЖАНИЕ
Введение

Глава первая. Проблема очевидности в русском метафизическом персонализме

1Л .Присутствие очевидности как откровение сущего

1.2.Априорность и иррациональная конкретность опыта метафизическая

очевидность математических истин

1.3.0т психологии к метафизике психологические основания метафизики

персонализма

1.4.Метафизические гипотезы исчерпаны типология философии и

самоопределение персонализма

Глава вторая. Я как сущее опыт и субстанция

2.1. Внутренний опыт как данность.
2.2. Субстанция и акт.
2.3. Я и субъект
2.4. Свобода воли и свобода сознания
2.5. Интеллигенция и тело умная телесность личности
Глава третья. Данность сознания и мысль
3.1. Несказанное сознание и живая мысль.
3.2. Мысль как усилие концепт, индукция и аналогия.
3.3. Вера и разум волевая активность познания
Глава четвертая. Мир за пределами я чужое я, бытие и внешний
4.1. Чужое я символическая конструкция чужой
иител лигенци и
4.2. Понятие бытия как соотнесенность элементов сознания
4.3. Проекция внешнего мира.
Заключение
Библиография


К этому сознанию следует добавить и другое сознание сознание чувства истины, чувства настолько интенсивного и мощного удовлетворения, что оно не редко бесстрашно борется и побеждает величайшие угрозы и страдания. Там же. С. 0. Лопатин Л. М. Положительные задачи философии. Т. 2. С. . Лопатин Л. М. Там же. Т. 2. С. 0. Козлов . . Свое слово. Киев, . С. 9. Козлов . . Свое слово. Киев, . С. 9. В гносеологии персонализма становится значимой проблема веры и разума. Очевидность несет на себе печать абсолютности. Если в ситуации очевидности раскрывается подлинная действительность, то такая действительность претендует на специфические, если не исключительные, характеристики. Русские персоналисты были убеждены, что существует действительно только то, что в себе носит начало своего бытия, потому что без такой действительности не было бы никакой действительности, действительно сущее должно в себе содержать возможность, силу, мощь своего бытия, потому что иначе оно не мыслимо и только самобытное, что от себя и через себя существует может быть названо поистине существующим действительно1. Все относительное и обусловленное требует самобытного, как своей внутренней основы, своего единственного объяснения. Такое самобытное абсолютно. Оно независимо, свободно от всего, безусловно свободно. Оно начало, завершенное в себе, абсолютно законченное. Оно содержит в себе всю полноту своей действительности. Оно есть самое действительное из всего, что существует. Оно имеет бытие как свое2. Идея такого абсолютного с непобедимой неизбежностью есть первое понятие всей метафизики и тот пункт, где философия подаст руку религии. Нет ни одной философской теории, где не было бы той или иной идеи абсолютного. Лопатин приводит в качестве примера абсолютного вещь в себе Канта, непознаваемое Спенсера, Шеллинга и Бме, абсолютное Я Фихте, субъектобъект Шеллинга, абсолютную идею Гегеля, волю Шопенгауэра, Дао, брахман, заруанаакарана зороастрийцев и материю материализма3. Лопатин I. . Положительные задами философии. Т. 1. С. 5, 6. Там же. С. 8. Там же. С 1. Таким образом, очевидность является у наших философов очевидностью самого сущего. Очевидность приоткрывает сущее. Возникает задача распознавания открытого сущего. Наличность его несомненна, но о природе сущего можно и нужно спорить. Русский персонализм, таким образом, становится метафизикой в самом классическом аристотелевском понимании метафизики. Но, в отличие от давней, со времен античности, сосредоточенности метафизики на проблеме бытия, русский персонализм, уже именно как персонализм, устремляет все свое внимание на проблему бытия самого познающего субъекта, тем самым обозначая свою принадлежность новоевропейской метафизике. Сущее должно раскрыть себя в связи с субъектом. На этом пути открывается самое широкое поле возможностей и для критики, и для положительного строительства философского знания, поскольку совершенно очевидна центральность этого задания не только для философии второй половины XIX начала XX века, но и для нашей современности. Точнее сказать, это вечное задание философии1. Если очевидность есть соприкосновение с абсолютом, то вполне понятны еще два ее свойства простота и цельность. В ситуации очевидности у нас нет еще никаких внутренних определений, никакой сложности, никакого различения, никаких признаков одного и иного. Все это будет, или возможно будет, потом. Очевидность оказывается неким порождающим лоном всего возможного цветения мысли. Поэтому очевидность есть нечто алогическое. Это откровение некоего хаоса и кипящей неразличенности жизни, беспорядок волн и всплесков океана интуиций, безусловная случайность и непредсказуемость потока жизни. Однако алогическое не следует понимать как лишенное всякого логоса. Тем более это не бессознательное. Всяческая интерпретация первозданного хаоса жизни как бессознательного, будь то бессознательные абсолюты Гегеля и Э. Гартмана или бессознательные воли Шопенгауэра и Ницше, русским персонализмом беспощадно критиковались и отвергались. См. Шлет Г. Г. Явление и смысл Шлет Г. Г. Мысль и слово. Избранные труды. М., . С. .