Игровой дискурс русской культуры конца XX века : Саша Соколов, Виктор Пелевин

• Автор: Азеева, Ирина Викторовна
• Шифр специальности: 24.00.02
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 1999
• Место защиты: Ярославль
• Количество страниц: 190 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
Глава 1. Lingua ludens. (С.Соколов."Школа для дураков")
1.1. Интертекстуальный аспект языковой игры
1.2. Игровой дискурс персонажа и его имени
1.3. Актуализация игры в композиционном решении романа
Глава 2.1. Homo ludens. (В.Пелевин. "Жизнь насекомых")
1.1. Игровая система языка романа
1.2. Метаморфозы играющих персонажей
1.3. Игровые аспекты композиции
Заключение
Библиография.

ВВЕДЕНИЕ
Наличие игрового начала в современной культуре очевидно. Й.Хейзинга, опираясь на историко-культурные реалии с древнейших времен до середины XX века, не только определил, какое место занимает игра среди прочих явлений культуры, но и обратил внимание на то, в какой степени сама культура носит игровой характер, ибо она "возникает и развертывается в игре, как игра" (172, с.7). По сути дела Хейзинга понятие игры "интегрировал" в понятие культуры (172 ,с.8). Именно Й.Хейзинга позволяет себе ввести в научное употребление слово "1ис11ек" ("игровой"), которое для него означает "то, что относится к игре или к процессу игры" (172, с.8).
Применительно к культуре термин "игровой" активно использовал и М.Бахтин, поднимая проблему народной смеховой культуры средневековья и Возрождения и констатируя в связи с этим наличие сильного игрового элемента в творчестве Ф. Рабле (14). Примечательно, что обе работы создавались почти одновременно ("Ното 1ибепэ" Й.Хейзинги в 1938 г., "Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса" М.Бахтина в 1940 г.).
Конечно, ни Й.Хейзинга, ни М.Бахтин не говорят в связи с культурой или отдельными ее сферами об особом направлении или художественном методе, которые могли бы быть обозначены словом "игровые". Для ученых, однако, очевиден игровой дискурс любого художественного творчества. Оба теоретика подчеркивают откровенное доминирование в культуре игрового начала в определенные исторические периоды. Эта доминанта и

позволяет использовать термин "игровая" в отношении прозы Ф.Рабле или М.Сервантеса (М.Бахтин) или в отношении целой культурной эпохи, когда й.Хейзинга характеризует XVIII век как игровой. Мы же употребляем термин "игровая" в отношении одного из наиболее ярких культурных феноменов второй половины XX века - русской прозы и говорим об игровом дискурсе, специфически заметном в современной отечественной культуре, и, в частности, в словесности.
СТЕПЕНЬ РАЗРАБОТАННОСТИ ПРОБЛЕМЫ. Исторические истоки исследования позволяют установить следующее: проблема игро-
вого дискурса как значимая в историко-культурном плане осознавалась многими крупнейшими исследователями последнего столетия; она присутствует в исследованиях философского, психологического, семиотического, литературоведческого плана. При этом в интересующем нас преломлении - в связи с современной культурой, причем в ее конкретных и значимых проявлениях, -эта проблема еще не ставилась.
Обращаясь к игровому началу культуры, современные ученые чаще всего ссылаются в плане преемственности на работу Ф.Ницше "Веселая наука" (109). Для нас прежде всего существенно то, что автор утверждал равноценность интерпретаций, даюшую возможность существования множества игровых комбинаций, обнаруживал "причудливый, сооблазнительный, рискованный" идеал духа, "который наивно, стало быть, сам того не желая и из бьющего через край избытка полноты и мощи, играет со всем, что до сих пор называлось священным, добрым, неприкосновенным, божественным" (109, с.708).

на что мы также обратим внимание в процессе анализа.
1. Интертекстуальный аспект языковой игры
Свое место в культурном процессе Саша Соколов определяет в качестве авангардиста " не столько по стилю, сколько по мировоззрению, по способу мышления” и считает, что его литературное поколение ... имело свою миссию, которая была связана с модернистскими течениями"(154, с.180). Он "верит в авангард" и в то,что "на русской почве он (авангард) может отличиться,как нигде"(154, с.181). Уверенность Соколова справедливо основана на существовании в русской культуре сильной авангардной традиции и на совершенно особом отношении этой культуры к речи, интересе собственно к слову, игре словом, на понимании его самоценности. По мнению автора, речь, загнанная в рамки реализма, "несчастна и бездыханна". В авангарде убираются рамки,то есть перестает существовать контроль за словом, язык начинает развиваться, появляются новые формы.
Соколов не только мечтает "увидеть что-либо новое в плане языка" ("Я по специальности,так сказать, стилист и пекусь в основном об этом" (154, с.181).Писатель, на наш взгляд, добивается в своем творчестве значительных результатов в сохранении самобытности русского языка.Находясь долгие годы в эмиграции в чужой языковой среде, он ищет спасение в звучании и смысле родного языка ("родина превращается в язык" (154, с.184).
Именно язык, как тонко отмечают П.Вайль и А.Генис,"экс-