Авторская позиция в прозе Л.Н. Лунца

• Автор: Сабирова, Лариса Альбертовна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2015
• Место защиты: Екатеринбург
• Количество страниц: 219 с. : ил.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
Глава 1. СУБЪЕКТНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ПРОЗЫ Л.Н. ЛУНЦА
1 Л. Повествователь и его функциональные проявления в прозе Л. Лунца...32 1ЛЛ. Слово повествователя, ориентированное на библейскую и
древнерусскую традиции
1Л .2. Слово повествователя, ориентированное на традицию
русской классической литературы
1Л .З.Модернистические приемы письма в речи повествователя
1Л .4. Слово вторичных субъектов речи в рассказах, организованных повествователем
1.2. Рассказчик и его функциональные проявления в прозе Л. Лунца
1.3. Семантика и функции заглавий рассказов, организованных
разными субъектными формами
Итоги первой главы диссертационной работы
Глава 2. СЮЖЕТНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ РАССКАЗОВ Л.Н. ЛУНЦА
КАК СПОСОБ ВЫРАЖЕНИЯ АВТОРСКОЙ ПОЗИЦИИ
2.1. Сюжетная организация рассказа «Верная жена»
2.2. Сюжетостроение в рассказе «Исходящая № 37»
2.3. Сюжет рассказа «Ненормальное явление»
2.4. Взаимодействие сюжетов в рассказ «В пустыне»
2.5. Сюжеты разных уровней в рассказе «Родина»
Итоги второй главы диссертационной работы
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ПРИМЕЧАНИЯ
БИБЛИОГРАФИЯ

ВВЕДЕНИЕ
Творчество Льва Натановича Лунца после долгих лет замалчивания в последние десятилетия все чаще становится объектом серьезных научных исследований. Уже первые его публикации привлекли внимание искушенной критики 1920-х гг.: «В дружеском кругу молодых писателей того времени и среди старших, кто безоговорочно пошел с Октябрьской революцией, высоко ценились творчество Лунца, его эрудиция, талант» [1]. О пьесах «Бертран де Борн», «Вне закона», «Обезьяны идут!» положительно отозвались К. Федин [2], Т. Глаголева[3], К. Чуковский, А. Лаврентьев [4]. А. Пиотровский в статье «Новые пьесы» сравнил «Бертран де Борна» с «Огнями св. Доминика» Е. Замятина» [5]. В. Каверин назвал пьесу «Обезьяны идут!» острой и парадоксальной [6]. В.Б. Шкловский в статье «Письмо о России и в Россию» отметил: «Лев Лунц «написал несколько пьес. Одна из них «Обезьяны идут!» - ему надоела и не нравится, а мне очень» [7]. А. В. Луначарский, напротив, обвинял автора в контрреволюционных настроениях и назвал пьесу «Вне закона» «политическим памфлетом на диктатуру

пролетариата в России» [8] .
И.А. Груздев, Е. И. Замятин, Ю. Н. Тынянов [9] обратили внимание на хороший стиль рассказа Л. Лунца «В пустыне» и удачную попытку стилизации известной библейской легенды. А. К. Воронский охарактеризовал это произведение как повесть «об одних жестокостях, зверствах, человеческой гнусности» [10]. Негативно оценил рассказ и Е.Л. Шварц: «На вечере он (Лунц -Л. С.) читал какой-то библейский отрывок, где все повторялось: «Моисей бесноватый», - что меня раздражало» [11].
Е. Замятину удалось объяснить истоки противоречивого отношения современников к произведениям Л. Лунца: «Он больше других шершав и неуклюж, и ошибается чаще других, другие гораздо лучше его слышат и видят, он думает пока лучше других, он замахивается на широкие синтезы...» [12].
После длительного замалчивания имени Л. Лунца Г. Керн и С.Я. Подольский в конце 1960-х гг. вывели его из небытия. Американский
искусствовед Г. Керн много сделал для издания произведений писателя в США. Книга Г. Керна «Лев Лунц и «Серапионовы братья» (1966) - захватывающий обзор жизни и творчества идеолога и вдохновителя Серапионова братства. Для издания произведений Лунца в СССР много сделал журналист С. Я. Подольский, историк литературы и театра. Шесть лет он собирал тексты писателя и библиографические материалы о нем. С.Я. Подольский активизировал работу комиссии по литературному наследию Лунца, стал ее секретарем. Исследователь подготовил к публикации сборник произведений Л. Лунца, который открывался большой вступительной статьей. Советские издательства, по известным причинам, не приняли книгу к публикации.
В 1965 г. В. Каверин писал: «Его драмы «Бертран де Борн», «Вне закона» и другие - это сильные произведения, и можно только пожалеть, что наши театры - обходят их - по незнанию или равнодушию? Или по той причине, что имя Лунца до сих пор кажется одиозным?» [13]. В 70-е гг. В. Каверин напомнил о сюжетной основе сценария Л. Лунца «Восстание вещей»: «Сценарий и теперь, в наши дни, представляется мне счастливой находкой для талантливого режиссера. Он полон предвидений, пророческих предсказаний» [14].
Новый этап изучения творчества писателя начался в 80-е гг. работами М. Вайнштейна, И. Горюновой, Е. Лемминга, В. Шубинского, Б. Чурич, и др. Ученые описывают своеобразие художественного сознания Л. Лунца. Предметом их изучения стала, прежде всего, драматургия писателя. Наиболее интересны работы
В. Витюка, М. Вайнштейна, И. Горюновой, М. Йованович, Ю.В. Тарасенко, К. Ичин, Т.А. Купченко. Остановимся на них подробнее. В. Витюк в статье «На грани отчаяния и надежды» (1989) назвал пьесу Лунца «Город правды» первой советской пьесой-антиутопией» [15]. Анализируя ее сюжет, он обратил внимание на антагонизм главных героев Комиссара и Доктора. Исследователь поясняет, что Лунц «пародирует распространенную в тот период тенденцию отождествления справедливости и уравниловки» [16], косвенно полемизируя со многими писателями 20-х гг., в частности с А. Богдановым. В. Витюк подчеркивает, что Л. Лунц следует за идеей романа Е. Замятина «Мы», воспроизведшего систему
повествователя возвышенный, сакральный смысл. Однако герои этот смысл еще не освоили. Повествователь показывает, что для Израиля Скиния Собрания не столько храм, сколько место для высказывания жалоб, свершения суда и расправы: «каждый шестой день вечером трубили рога, и Израиль шел к Скинии Собрания и толпился перед большой палаткой из крученого виссона и разноцветной шерсти» (с.29). Повествователь противопоставляет собравшихся у Скинии Собрания: «...у жертвенника стоял Аарон, первосвященник, черный и бородатый, в драгоценном ефоде...», «вкруг него сыны его, и внуки его, и родичи его из колена Леви, - черные и бородатые, в пурпуре и червле...»; «Израиль же, -черный и бородатый, в козьих шкурах, голодный и трусливый» (с.29). Дополнительной образностью повествователь наделяет «драгоценный ефод» первосвященника и цветовую гамму одежд его «родичей из колена Леви». Жадность, жестокость Аарона и левитов подчеркивается их дорогими одеждами кровавых расцветок. Итак, одни в богатых одеждах, ждали подношений; другие -бедные и голодные - либо несли богатым и сильным «кожи тахашевые», «дерево ситим», «ароматы для елея и помазания и благовонных курений», либо шли вымаливать прощения, ибо у кого нечего было нести к жертвеннику, «того убивали». Повествователь отмечает, что все они, богатые и жестокие, бедные и трусливые, шли к Скинии не для того, чтобы обратиться к Богу. Образ Скинии Собрания упоминается повествователем неоднократно на важных поворотах сюжета, наполняясь все новым содержанием. Например, в начале кульминационной сцены повествователь Скинию противопоставляет шатру Финееса, месту разврата и чуждой веры: «А на шестой день вечером не затрубили рога, и Израиль не пошел к Скинии Собрания, но толпился вокруг шатра Финееса...» (с.32). Повествователь показывает, как Скиния Собрания постепенно превращается в священное для Израиля место. Субъект речи изображает раскаявшегося Финееса, лежащего у входа в Скинию, считающего себя недостойным войти в храм: «Финеес же лежал у входа в Скинию Собрания...» (с.32). Он не просто кается, но и оберегает храм своего Бога, своей веры: «И пошла женщина к Скинии Собрания, но у входа в Скинию лежал Финеес, сын