Проблема субъекта в контексте постсовременности

• Автор: Смирнова, Анастасия Алексеевна
• Шифр специальности: 09.00.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2009
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 169 с.

Содержание работы:

Введение
Глава 1. Становление и развитие проблематики «субъекта» в трансцендентально феноменологической традиции.
1 л. Картезианское «открытие» сферы первичных достоверностей. Cogito как прообраз западноевропейского трансцендентализма.

1.2. Антропологическое измерение субъекта в философии И. Канта.

1.3. Границы трансцендентального субъекта в феноменологии.

Глава 2. Аналитика субъекта и субъективности в философии XX века.

2.1. Экзистенциальная рецепция трансцендентальной традиции.

2.2. «Смерть субъекта» в структурализме и постструктурализме.

2.3.Психоаналитическая топология субъективности.

Глава 3. Варианты преодоления эсхатологического дискурса постструктурализма.

3.1.Альтернативные формы проблематизации «субъекта» в аналитической и герменевтической философии.
3.2. Проекты «воскрешения субъекта» в современной философии.
A. Место субъекта в «новой онтологии» А. Бадью.
B. Динамическая модель субъективности в «сферологии» П. Слотердайка.
3.3. Аналитика Lebens welt и «герменевтика субъекта».
A. Принцип «заботы о себе» как основание субъективности.
B. «Монадологическое Я» как альтернатива «смерти субъекта».
Глава 4. Экспозиция проблематики «субъекта» в русской философии.
4.1. Самоопределение русской философии.
4.2. "Монадология" русского метафизического персонализма.
4.3. Концепции «субъекта» в современной отечественной философии.
Заключение Список литературы

Введение
Актуальность темы исследования. Как только нечто подвергается забвению, его начинают подозревать в сокрытии потаенного. Так, по словам Бланшо, «схватываемое нами пространство забытого» всегда будет отсылать к немому, еще не проговоренному смыслу. Культура, не терпящая тайн и недоговоренностей, стремится вобрать в себя такие дискурсивные области, просвечивая сквозь которые, эта самая тайна сможет дорасти до масштабов Истины. Скептическое отношение к философии как пути и области продуцирования истин в XX веке выразившееся чредой радикальных концептуальных сдвигов, вызвало полнейшую трансформацию, как самого этого понятия, так и такой принципиальной для нее категории как субъект, о которой пойдет речь в данном исследовании. Это привело к ряду эсхатологических событий, терминологически обозначившихся в литературе как «смерть Бога», «смерть Автора», «смерть Субъекта» и, в итоге, «конец философии». Не могу, не согласится с тезисом о том, что «тотальность демонтажа автономного субъекта не уступала по своим масштабам тем великим повествованиям, против которых был пущен в ход тезис о смерти субъекта»,1 и что, по сути, победоносность «шествия самонадеянной абсолютной самости» была сильно преувеличена. Авторы, постулирующие все эти «Konifbi», подпав под обаяние жеста, тем не менее, решительно не желали оставить философию ее истории, а лишь расширяли проблемное поле и области ее применимости хоть и с различными степенями успешности. Так случилось, например, с деконструкцией, наиболее удачным проектом постструктурализма, который, свершив демонтаж системы предшествующий метафизики, скорее дал философии новую жизнь и силу. Перечень подобных «живительных» жестов можно продолжать, несмотря на наличие случаев буквального прочтения установки на исчерпанность (Ж. Бодрийяр), лишь
1 Плотников H. Ni Dieu, ni maitre // Синий Диван под ред. П. Петровская - 2003.- № 2 -

подтверждающих ее нереализуемость в полном объеме и наличие альтернативных путей исследования.
Сейчас в философской и публицистической литературе стали говорить еще об одной смерти, на этот раз о смерти самого постмодерна как культурного феномена XX века. Связано это, прежде всего, со сложностью самоопределения современной нам эпохи и разноголосьем в ее оценках, пока есть в большей степени интуитивные попытки именования, в частности предложенное авторами «Новейшего философского словаря» определение after-postmodernism, как содержательной развертки «новых философских программ связанных с преодолением кризиса идентификации»2, что тоже в полной мере не может претендовать на конвенциональность, и скорее является периферийным течением самого постмодерна, а не его преодолением. Тем не менее, оно представляется нам наиболее подходящим для условной маркировки концептуальной базы, на основании которой мы собираемся выстраивать проблематику «воскрешения субъекта», как сферы забытого, но продуктивного на сегодняшний день смысла, о котором было заявлено в самом начале. Возможные стратегии выхода из кризиса сосредоточены на гипостазировании частных вопросов человеческого опыта, таких как, например телесность или социальная активность индивида.
Необходимость данной работы вызвана возникшей на почве постмодернистского «кризиса значений» нарративной зависимости, неосуществимости прямого выхода к сфере подлинности, которая сама поставлена под сомнение. Текстологическая перегруженность, нарративность и, следовательно, безымянность субъекта, лишает его не только онтологической укорененности в мире, особого пространства для события мысли, но и всевозможных экзистенциальных составляющих, таких как, например ответственность. Отсутствие ее, отсутствие топоса и «лица» приводит к невозможности философии «после постмодерна», который смог
2 Можейко М.Л After-postmodernism // Новейший философски словарь // под ред.А.А Гриианов. - Минск.: 2001.

подразумевается прохождение по различным уровням редукции) для того, чтобы подтвердить основную мысль этой части работы: феноменология, несмотря ни на что, - проект тотального одиночества, выросшего из сознательного эскапизма первопроходцев и дошедшего до однородного мира анонимных автономностей. Первичным философским удивлением, «чудом из чудес» всякого феноменолога является собственная самость, осознание наличия себясознающего бытия и бытия других. За исходный пункт феноменологии, за первоначальную телеологию, Гуссерлем стала полагаться аподиктическая очевидность, которая имеет место тогда и только тогда, когда предметное бытие предстает в форме простой немыслимости его небытия.
«Всякое интеллектуальное переживание и всякое переживание вообще, совершаясь, может быть превращено в предмет чистого усмотрения и схватывания, и в этом усмотрении наличествует абсолютная данность, как “это-здесь” (Dies-da), сомневаться в бытии которого вовсе не имеет никакого смысла»
Все опытные корреляты сознания предполагают имманентную альтернативность бытия или небытия, и эта альтернативность не затрагивает только сознание, следовательно, необходим поворот к “ego cogito” как к «аподиктически достоверной и последней почве суждения, на которой должна быть основана всякая радикальная философия»
Если брать в целом весь феноменологический проект, то проблематику каждого периода, можно развести по полюсам разбитого картезианского cogito, «ego cogito cogitata». Первоначально на этапе «Логических исследований» идентичное ego опровергается, а в центре интереса стоит необходимость проведения подготовительной работы к созданию «чистой логики». Тем не менее за доскональным анализом языковых структур можно разглядеть не только самого «героя одиночку», но и попытку выхода на
17 Гуссерль Э. Идея феноменологии// Фауст и Заратустра. - СПб.: 2001. С. 170.
18 Гуссерль Э. Картезианские размышления. - СПб.: 2001. С. 74.