Поэтический перевод в России первой трети XIX в.

• Автор: Гиривенко, Андрей Николаевич
• Шифр специальности: 10.02.20
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2000
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 300 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
Глава 1. Истоки романтического перевода
1.1 .Господство французской риторической культуры и стихия опосредованных переводов
1.2.Н.М.Карамзин и полемика о путях развития
образного языка
1.3.Альянс “своего” и “чужого” - необходимость, продиктованная
временем
Глава 2. Уникальный переводческий опыт
2.1 .“Сельское кладбище” В.А. Жуковского - колыбель
русской поэзии
2.2.Перевод из Гебеля как решение непереводческих задач
2.3.Жанровая доминанта в переводе
2.4.И.И. Козлов - поклонник Байрона: перевод, разрушающий стиль
2.5.Секреты вокального перевода (песни И.И. Козлова)
2.6.Перевод-присвоение как культурный феномен эпохи
Глава 3. Московская переводческая школа
3.1.Литературная школа С.Е. Раича-переводчика
3.2.Д.П.Ознобиишн - переводчик европейских поэтов
3.3.А.А. Фет - хранитель романтической традиции перевода
3.3.Вопреки гармонической точности: переводы С.П. Шевырева
3.4.Лермонтов: творческое соперничество с оригиналом
Глава 4.Эпоха интерфереции образов, мотивов, мифологем
4.1.Пушкинские мотивы в переводной лирике
4.2.0ривитальность - черта романтического стиля
4.3.Странствующие мифологемы (“Арфа”)
4.4.Из эмблематики романтических символов
Заключение
Список литературы по теме исследования
Введение
Поэтический перевод (как и художественный перевод в целом) относится к малоизученным феноменам человеческой жизни. Целый комплекс еще не решенных проблем, связанных с этой областью, привлекает внимание историков, теоретиков и практиков перевода. Вероятно, можно согласиться с определением, которое недавно сформулировал В.Е. Багно: «Художественный перевод - одно из самых бесспорных проявлений пограничного сознания. Между миром одной литературы и чуждым ей до поры до времени материком литературы иной, между традициями одной культуры и обычаями другой, между стихией творческого каприза и хищным глазомером мастера».1 Нельзя не согласиться и с другой трактовкой: «Художественный перевод - это создание новых культурных ценностей, и закономерности его лежат, в конечном счете, в сфере искусства».
В начале XIX века переводная литература органически вливалась в национальный литературный процесс, претерпевавший содержательные изменения, вступала в сложные отношения с оригинальной литературой, поэтому актуальность приобретает комплексное изучение процессов, происходивших в тот период. Без анализа тенденций и закономерностей развития переводной литературы трудно разглядеть целостную картину национального литературного развития.
Накопление научных данных для постановки и диссертационного решения темы началось еще конце XIX столетия, когда отечественные филологи Н.И. Стороженко, А.Н. Веселовский, В.Ф. Корш фактически поставили вопрос об инвентаризации фондов переводной литературы. После бурных социально-исторических катаклизмов, фактически прервавших на многие десятилетия развитие

традиций русской филологии, пришло осознание необходимости создать фундаментальную систематическую историю русского художественного перевода. Попытка обобщить разрозненный материал, предпринятая Е.Г. Эткиндом была перечеркнута его вынужденной эмиграцией, а книга «Русские поэты переводчики от Тредиаковского до Пушкина» (Л.,1973) изъята из фондов библиотек.3 Потребовалось немало усилий отечественных ученых, занятых в области сравнительного литературоведения, чтобы в трудах, обращенных проблематикой к ценностям отечественной литературы, добытых через перевод, утвердить определенную тенденцию в филологических изысканиях. При этом по-прежнему крамольным (даже с позиций внутреннего цензора) казался тезис о радикальном, вездесущном, устойчивом влиянии переводной литературы на русскую. В многочисленных сравнительно-типологических исследованиях этот тезис неизменно доказывался, а библиографы упорно представляли новые и новые факты. Методологический фундамент данного научного сочинения заложили в своих работах академики М.П. Алексеев, В.М. Жирмунский, Н.И. Конрад, Д.С. Лихачев, крупнейший отечественный теоретик перевода A.B. Федоров. Существенный вклад в изучение частных вопросов русской рецепции отдельных зарубежных авторов и их произведений внесли A.A. Асоян, В.Е. Багно, Н.И. Балашов, А.Б. Ботникова, В.Э. Вацуро, Я.И. Гордон, P.M. Горохова, Р.Ю. Данилевский, А.Н. Егунов, П.Р. Заборов, И.М. Катарский, О.Б. Кафанова, И.М. Левидова, Ю.Д. Левин, А.Н. Николюкин, Е.В. Свиясов, З.А. Старицына, Н.И. Тюлина, Д.М. Шарыпкин и многие другие. Поколение ученых 80-90-х годов не всегда последовательно, но все же развивало отечественную компаративистику.

которые выражали идею освещения пути к мудрости и знанию». Таинство пути и таинство ночи — эти два мотива тесно соприкасались, порождая новые ассоциации. Примером могут служить стихотворение А.Х. Востокова «Ночь» - перевод поэтического вкрапления из романа Анны Радклиф «Лес». Оно завершается следующей строфой:
О чада теней и молчанья,
Бесчисленны очарованья!
Кто б вас не предпочел Существенным картинам бедным,
Которых взором охлажденным При солнце я узрел?45 Здесь четко различимо восхваление таинственного откровения, дарующего мудрость. Таинства ночи побуждают к разного рода рефлексиям. Для эстетических исканий времени здесь содержалось нечто совсем новое - «эстетизация страха, “сладкого” меланхолического ужаса, с чем мы постоянно встречаемся у прямых последователей Карамзина».
Такого рода двояколикие тексты и в культуре эпохи могли функционировать двояким образом: как «свои» и как «чужие» (здесь не только в смысле переводные, но и адресованные определенным читателям). Двунаправленность текстов давала возможность уподобить «свое» и «чужое» двум сообщающимся сосудам: наполняется один - меняется уровень содержательности в другом.
Существенно проясняет отношение переводчиков к создаваемым произведениям типология подписей - своеобразных меток, сигнализирующих о той или иной глубине присвоения, указывающих на разную степень конкретизации своего-чужого. Остановимся на нескольких вариантах. Самый поверхностный уровень присвоения соответствует самой абстрактной форме подписи: