Грамматические иерархии и типология предложения

• Автор: Тестелец, Яков Георгиевич
• Шифр специальности: 10.02.20
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2003
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 78 с.; 20х14 см

Одним из наиболее заметных достижений лингвистики конца XX и начала XXI в., несомненно, является значительный прогресс типологии, который характеризуется беспрецедентным расширением круга исследуемых языков, углублением задач и усовершенствованием методов исследования. За последние десятилетия было получено много результатов первостепенного значения, в первую очередь эмпирических обобщений, ограничивающих допустимое разнообразие языков. Гипотеза о том, что языки могут по своему строю отличаться друг от друга неограниченным образом по неограниченному множеству параметров, ныне повсеместно оставлена. Напротив, методология, лежащая в основе традиционной, прежде всего морфологической, типологии и работ Дж. Гринберга в области языковых универсалий и основанная на предположении об ограниченности множества допустимых типов, убедительно доказала свою эффективность. Как справедливо отмечается в одной из недавних типологических работ: «Чем больше языков принимаешь к рассмотрению, тем больше возникает вопросов. Но так происходит лишь до некоторого момента. Рано или поздно исследователю делаются отчетливо видны контуры возможного, за которыми ничего больше нет» [Татекосов 2002:4]. При этом в грамматической типологии на первый план выходит проблема разработки адекватных понятий, в терминах которых можно формулировать универсальные обобщения и затем искать для них объяснения. В настоящей работе основное внимание уделяется важной составной части такого понятийного аппарата — универсальным грамматическим иерархиям.
Актуальность избранной темы исследования состоит в том, что принцип иерархического строения грамматических единиц, в той или иной форме присутствующий во всех лингвистических направлениях, приобрел особо важное значение в современной типологии и теории универсалий. Развитие синтаксической типологии начиная с 1970-х, стимулированное упомянутым выше расширением фактической базы и новыми эффективными исследовательскими инструментами, предложенными в порождающей грамматике, привело лингвистов разных направлений к пониманию того, что структура предложения в каждом естественном языке представляет собой редукцию некоторой абстрактной универсальной модели, важную часть которой составляют грамматические иерархии. Эта идея представляет общее достояние всех современных грамматических теорий, несмотря на то, что иерархическое устройство грамматики понимается по-разному в формальных и функциональных направлениях. Формалисты усматривают все существенные сходства и различия между грамматиками естественных языков как вариации лежащей в их основе абстрактной универсальной структуры, которая может быть выражена на метаязыке формальной грамматики, в то время как функционалисты рассматривают иерархически организованные структуры как результат компромисса между потребностями эффективного использования языка и ограниченными возможностями его речевой реализации. Однако и те, и другие обращаются в конечном счете к одному и тому же множеству универсальных обобщений и типологических классификаций, которое включает, например, деление языков мира по типу порядка слов на право- и лево-ветвящиеся [Dryer 1988; 1992; Hawkins 1994], по типу предикативной конструкции — на аккузативные, эргативные, активные и др. [Климов 1973; 1977; Кибрик 1992; 2003; Dixon 1994], по наличию фразовых категорий, меньших, чем предложение, — на конфигурационные и неконфшураци-онные [Hale 1983; Jelinek 1984; Austin, Bresnan 1996] и т. п. Большинство позитивных достижений современной грамматической типологии, бесспорно, связано с функциональным направлением, что не в последнюю очередь связано с большим значением, которое придает типологическим исследованиям современный функционализм. Однако достижения формальных направлений, каждое из которых в настоящее время развивает в области грамматики собственную типологическую программу, также довольно значительны — особенно в том, что касается изучения структуры синтаксических единиц и грамматического аспекта анафоры.
Грамматические иерархии, представляющие собой собой обобщения иерархий, обнаруживаемых в отдельных языках, начинают широко применяться в типологии с начала 1970-х гг. Именно в это время возникает «реляционная грамматика» Д. Перлмутгера и П. Поехала с ее иерархией синтаксических отношений: подлежащее > прямое дополнение > непрямое дополнение > не-терм (т. е. любое другое отношение) [Johnson 1974; Perlmutter (ed.) 1983; Perlmutter, Rosen (eds.) 1984]. Эта иерархия предназначена для того, чтобы в ее терминах формулировать универсальные грамматические принципы, называемые в реляционной грамматике «законами». Тогда же появляется работа [Hawkinson, Hyman 1974], в которой на материале африканских языков была предложена тематическая иерархия (topic-worthiness hierarchy, natural topic hierarchy), или «референциальная иерархия»: говорящий > слушающий > человек конкретный > человек вообще > одушевленное существо > неодушевленный предмет. В 1975 У. Купер и Дж.Р. Росс выдвинули Me First Principle, устанавливающий иерархию претендентов на первое место в сочинительных конструкциях [Cooper, Ross 1975]. Практически одновременно с работами М. Сильверстейна [Silverstein 1976] и С. Смит-Старка [Smith-Stark 1974], которым удалось связать наблюдаемые в языках мира распределение признаков эргативности и аккузативности, а также грамматическое выражение категории числа с универсальной иерархией имен, появилась «иерархия доступности» Э. Кинэна и Б. Комри [1982 (1977)], суммирующая правила, допускающие релятивизацию (формирование относительных групп) тех или иных членов предложения и в левой части совпадающая с реляционной иерархией (см. выше): подлежащее > прямое дополнение > косвенное дополнение > акгантное обстоятельство > генитивное определение > объект сравнения, и иерархия эмпатии, предложенная

С. Куно и Э. Кабураки [Kuno, Kaburaki 1977]. Согласно их точке зрения,

двойной рефлексив, который, кроме того, допустим и в сопредикатном употреблении, но (в отличие от сложного рефлексива) невозможен в составе нефинитной предикации.
Особый интерес представляет описанное С.Ю. Толдовой [1999] поведение местоимения hwj(I, III кл.;/0П, IV кл.; je мн. ч.; J//- косв. осн. I кл. ед. ч.; je- то же II кл.; ci- то же III-IV кл.) — самого частотного анафорического элемента цахурского языка (лезгинская группа восточнокавказских языков). Это местоимение вообще не имеет никаких позиционных ограничений на употребление, — по крайней мере, в речи значительной части информантов. Оно, во-первых, обнаруживает свойства локального рефлексива, употребляясь сопредикатно с антецедентом-подлежащим. В этой позиции оно свободно варьирует с двойным рефлексивным местоимением wi/j-ë wi/3 ’сам-ЭРГ себя-НОМ’:

(3.54) rasul-ê vu3e: Зи-kj// 311-kj Xtlj qet-u

Расул-ЭРГ сам-ЭРГ сам-JIOK// сам-JIOK рука трогать-АОР

‘Расул дотронулся до себя рукой’

WU3 употребляется также во всех позициях, типичных для дистантного рефлексива. В этих позициях двойной рефлексив недопустим. Во-первых, это некоаргументная позиция:
(3.55) gade-jkle Gcrg-ejn dal Зи-пі k'anë
мальчик-АФФ видеть-ПРФ палка сам-АТР возле
‘Мальчик увидел палку возле себя’
Во-вторых, это позиция любого актанта или сирконстанта в зависимой предикации:
(3.56) [wug-ëi muRurqa?-ini gade-jka mahlamadj saljxinna сам-ЭРГ разбудить-АТР мальчик-КОМ Магомед побить.ПРФ
‘Магомед; подрался с мальчиком, которого ощ разбудил’ Наконец, WU3 употребляется и во всех позициях, свойственных прономиналу, например, (3.54) может значить ‘Расулі дотронулся до пего, рукой’. Это местоимение может также употребляться и при антецеденте в другом предложении того же отрезка текста или, находясь в главном предложении, иметь антецедент в зависимом:
(3.57) bajram-iqadi [pii des-w] Зи~$ец k'eletxinin Байрам-ПОСС [деньги нет-ЦИТ] сам-JIOK забыть.ПРФ
‘Что у Байрама: нет денег, oiijj забыл’
WU3 сосуществует в цахурском языке с другими местоимениями, употребление которых синтаксически ограничено обычным образом — с локальным двойным рефлексивом wiçë WU3 ‘сам себя’ и с прономиналами. К последним относятся нулевое анафорическое местоимение, а также ненулевые дейктико-анафорические местоимения тапа, ina ‘этот’ и sena ‘тот’. Являясь в соответствующих позициях синтаксическими вариантами местоимения W10, они вовсе не тождественны ему функционально.
Очевидно, цахурское местоимение wuj обладает свойствами, не предусмотренными ни одной из предложенных ранее теорий грамматической анафоры, более того, опровергает их важнейшее