Атрибутивная группировка словоформ качественной семантики в уральских языках : в сравнительно-сопоставительном аспекте

• Автор: Шитц, Ольга Александровна
• Шифр специальности: 10.02.20
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2012
• Место защиты: Томск
• Количество страниц: 141 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
Глава I. КРИТЕРИИ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ПРИЛАГАТЕЛЬНОГО КАК
ЧАСТИ РЕЧИ В ОБЩЕМ И ЧАСТНОМ ЯЗЫКОЗНАНИИ
1Л. Основные критерии выделения частей речи
1.2. Принципы классификации словоформ в модели «грамматики
словоформы»
Выводы
Глава И. АТРИБУТЫ АКТАНТА В УРАЛЬСКИХ ЯЗЫКАХ
2.1. Прибалтийско-финские языки
2.2. Саамский язык
2.3. Волжские языки
2.4. Пермские языки
2.5. Угорские языки
2.6. Самодийские языки
Выводы
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ПРИЛОЖЕНИЯ
Приложение 1. Источники примеров
Приложение 2. Список условных сокращений и обозначений

ВВЕДЕНИЕ
Настоящее исследование проводится на материале уральских языков. Само понятие «уральские языки» и его объём не имеет однозначной интерпретации. Так, согласно генеалогической классификации языков, в уральскую семью входит 21 язык, которые первично распределяются на две группы - финно-угорские и самодийские языки. В группе финно-угорских языков выделяются 4 ветви - угорская (венгерский, мансийский (вогульский), хантыйский (остяцкий)), прибалтийско-финская (финский (суоми), эстонский, ижорский, карельский, вепсский, водский, ливский, саамский (саами, лопарский)), пермская (коми-зырянский, коми-пермяцкий, удмуртский) и волжская (марийский (мари, черемисский), наречия: нагорное и луговое), мордовские: два
самостоятельных языка: эрзянский и мокшанский). К самодийским языкам относят ненецкий (юрако-самоедский), нганасанский (тавгийский), энецкий (енисейско-самоедский) и селькупский (остяко-самоедский) [Реформатский 2007 : 223].
В ностратической теории понятие «уральские языки» отличается от генеалогической классификации уральских языков как количеством, так и составом выделенных групп. В частности, уральская семья насчитывает 20 языков и 4 группы: прибалтийско-финская (финский, карельский, вепсский, ижорский, водский, эстонский, ливский, саамский, мордовский и марийский), пермская (удмуртский и коми), угорская (венгерский, мансийский, хантыйский), самодийская (ненецкий, энецкий, нганасанский, селькупский и изчезнувший камасинский) [Иллич-Свитыч 1976:63]. В данной классификации эрзянский и мокшанский выступают как наречия одного языка -мордовского, а коми-зырянский, коми-пермяцкий и коми-язьвинский -как наречия коми языка.
П. Хайду выделяет 19 уральских языков, распадающихся на 3 ветви. К угорской ветви относятся венгерский, мансийский и хантыйский языки; пермские (коми и удмуртский), волжские (марийский и мордовский), прибалтийско-финские (финский, карельский, ижорский, вепсский, водский, эстонский, ливский) и саамский языки объединены в финнопермскую ветвь; ненецкий, энецкий, нганасанский и селькупский языки отнесены к самодийской ветви [Хайду 1985 : 12]. В отличие от ностратической теории, в классификации П. Хайду саамский язык не входит в группу прибалтийско-финских языков, а выделяется в качестве

самостоятельной ветви. Кроме того, автор говорит об одном мордовском языке (хотя в описании речь идет о двух литературных мордовских языках - эрзянском и мокшанском), а также об одном коми языке (представленном двумя литературными вариантами - коми-зырянским и коми-пермяцким) [Указ. раб.: 57,77]. Заметим, что схема, предложенная П. Хайду, является, по мнению В. В. Напольских, «наиболее удачной из сделанных до сих пор» [Напольских 1997 : 115]. В. В. Напольских призывает рассматривать родословное древо уральских языков «не как отражение процесса языковой дивергенции, а как отражение исторически сложившегося результата этого процесса» [Указ. раб. : 114].
Наконец, в классификации современных уральских языков Б. А. Серебренникова представлены 2 семьи (финно-угорская и самодийская), 7 ветвей и 22 языка: прибалтийско-финская ветвь (финский, ижорский, карельский, вепсский, эстонский, водский и ливский), волжская ветвь (марийский, эрзянский, мокшанский), пермская ветвь (удмуртский, коми-зырянский, коми-пермяцкий), угорская ветвь (хантыйский, мансийский, венгерский), саамская ветвь (саамский с западным и восточными наречиями), северная ветвь самодийских языков (ненецкий, нганасанский, энецкий) и южная ветвь самодийских языков (селькупский, исчезнувший камасинский) [Серебренников 1990 :538]. В данной работе мы придерживаемся классификации уральских языков, предложенной
Б. А. Серебренниковым.
Отдельным дискуссионным вопросом является статус юкагирского языка, который традиционно причислялся к палеоазиатским языкам (ср. статью «Палеоазиатские языки» в [ЛЭС 1990:357]) на основе этногеографических, а не собственно лингвистических данных [Николаева, Хелимский 1997 : 155]. При этом ряд учёных (X. Паасонен, Б. Коллиндер, Я. Крейнович и др.) находили возможным относить юкагирский язык к уральской языковой семье. По мнению
А. П. Володина, линейная модель словоформы в юкагирском языке -(г) + R + (т) - характерна именно для уральских языков, тогда как палеоазиатские языки имеют модель (m) + (г) + R + (т) [Володин 2001 : 135].
Прилагательные в некоторых уральских языках оказывались предметом специального исследования. Так, например, в самодийских языках наиболее полно прилагательные описаны H. М. Терещенко

словообразовательные суффиксы, формы склонения,
морфонологические изменения при присоединении падежных окончаний и показателя множественного числа. Далее делается замечание о том, что иногда показатели падежа присоединяются только к определяемому слову, т. е. к существительному, например: тив1ап 1еЬтаг/ке ‘с чёрной коровой’, зиг'иМп regidërjke(d) ‘с большими возами’, где существительные корова и возы имеют форму комитатива, а чёрная и большие выступают в форме генитива. Отсюда делается вывод о том, что как часть речи прилагательные можно отличить от существительных только по семантическому признаку и синтаксической функции, например: ртей ШН ‘наступила темнота’ - ртеЛ 6 ‘тёмная ночь’ [Указ. раб. : 164, 191].
В индоевропейских языках грамматическую категорию степеней сравнения традиционно выделяют как одну из главных характеристик прилагательных. Что касается прибалтийско-финских, то в имеющихся описаниях эта традиция авторами не нарушается, кроме того, анализ этих описаний показывает, что указанная категория выступает как главный и единственный критерий для отграничения прилагательных от существительных в описываемых языках.
В. Е. Злобина указывает на то, что «в прибалтийско-финских языках категория степеней сравнения выражается исключительно морфологически» [Злобина 1971 :36]. Доказательство данному определению мы находим, например, в финском языке, где степени сравнения образуются с помощью специальных суффиксов: в
сравнительной степени - -трг (1Мон), -тта / -тта (GenSg и косвенные пад. ед. ч.), -тра I -тта (PartSg), -тт (косвенные пад. мн. ч.), в превосходной - -т (Екш и Ра1), -опта / -тта (GenSg и косвенные пад. ед. ч.), -тгт (косвенные пад. мн. ч.), например: Ие1рро ‘лёгкий’, Ие1ротр1 ‘более лёгкий’, Ие1рот ‘самый лёгкий’; 1ге1ротта1 ‘более лёгкие’, Ъе1ротта1 ‘самые лёгкие’; ке!ротта.ь‘а ‘в более лёгком’, Ие1роттазза ‘в самом лёгком’; ielpommissa ‘в более лёгких’ и т. д. [Елисеев 1993 :99, 100]. Однако в указанной выше работе
В. Е. Злобиной указан и другой способ выражения формы сравнительной степени: «иногда для выражения высшей степени качества ... употребляется аналитическая форма - сочетание местоимения кагккет ‘самый’ с именем прилагательным в превосходной степени, например, в финском языке: кагккет типп ‘самый большой’» [Злобина 1971 : 36]. Здесь же отмечается тенденция к более широкому