Проза Ф.Д. Крюкова в публицистическом контексте "русского богатства"

• Автор: Смирнова, Евгения Александровна
• Шифр специальности: 10.01.10
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2004
• Место защиты: Волгоград
• Количество страниц: 215 с. : ил.

ГЛАВА 1. Проза Ф.Д. Крюкова

в публицистическом контексте «Русского богатства» « 1896 - 1911 годов

ГЛАВА 2. Публицистика «Русского богатства»

1912 - 1917 годов и проза Ф.Д. Крюкова

ГЛАВА 3. Жанрово-стилевые особенности № прозы Ф.Д. Крюкова

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ПРИМЕЧАНИЯ
ИСТОЧНИКИ

Актуальность исследования. Роль творческой индивидуальности в литературном процессе занимает ведущее место в отечественном литературоведении. Одна из важнейших ориентаций в нынешнем постижении внутреннего мира человека — стремление к целостному охвату, всестороннему освещению личности в динамике жизненного пути, развития ее таланта, в многообразии ее проявлений в культурно-историческом контексте своего времени. Ф.Д. Крюков (1870 - 1920) - писатель, журналист, политик, более 20 лет сотрудничал в «Русском богатстве», в котором с 1913 года был соредактором беллетристического отдела. Судьба Крюкова - и писателя, и человека - трагична. Прижизненная критика назвала его «второстепенным, но подлинным создателем художественного слова, которым по праву гордится русская литература»1. В.Г. Короленко, с которым Крюков тесно сотрудничал на протяжении многих лет, считал его писателем «настоящим, без вывертов, без громкого произведения, но со своей собственной нотой», который «первый дал настоящий колорит Дона»2.
Уроженец станицы Глазуновской, казак по происхождению, твердо веривший в высокое предназначение казачества, в возможность его самобытного развития, отстаивавший права своих земляков с политической трибуны, будучи трижды депутатом Государственной Думы, Крюков не принял октябрьского переворота 1917 года. Отступая с белогвардейскими войсками, он умер от тифа, и даже место захоронения его до сих пор не известно. А в Стране Советов творчество писателя, примкнувшего к «белым», естественно, было предано забвению, хотя за более чем четвертьвековой период Крюковым написано около 250 повестей, рассказов, художественно-публицистических очерков, путевых заметок и т.п.
В «Русское богатство» Ф.Д. Крюков приходит, уже имея за плечами определенный писательский опыт. Его литературным дебютом стали публикации в
«Донской речи» статей «Казаки на Академической выставке» и «Что теперь поют казаки»3. В столичной прессе его «Казачьи станичные суды» опубликовал журнал «Северный вестник»4.
После окончания Петербургского историко-филологического института и неосуществленной попытки стать священником Крюков более года (1892 -1894) жил на заработок от сотрудничества в «Петербургской газете», печатая короткие рассказы из столичного, сельского и провинциального быта.
В это же время отдельные работы Крюков публикует под псевдонимом А. Березинцев в «Историческом вестнике», посвящая свои рассказы донскому казачеству Петровской эпохи. Его первые исторические очерки (Гулебщики // Исторический вестник. 1892. № 2; Казачьи станичные суды // Северный вестник. 1892. №4; Шульгинская расправа // Исторический вестник. 1894. №9) представляют собой картины «стародавнего Дона». Крюков осмысливал истоки и своеобразие «донского национального характера» с демократических позиций. Именно казачество, по его мнению, сохранило в себе способность к самобытному развитию, возможность противостояния западным соблазнам. Казачество, «рыцарство старины», его героизм, свободолюбие, гуманные начала противопоставлены сословной изоляции и бездумному повиновению монархическому начальству. Крюков всю жизнь старался подчеркнуть в казачестве его лучшие черты, унаследованные от предков, а пороки, так или иначе встречающиеся у казачьего люда, связывал с влиянием режима. Поэтому образы романтизированы, однако писатель старается не искажать исторические факты, объективно их оценивая.
Однако рецензия на публикации Крюкова в «Историческом вестнике» была отрицательной. Ее автор С.Ф. Мельников-Разведенков писал: «Этюды ... - не плод серьезного изучения данного сословия, а просто смехотворные статейки», причем «это не серьезный юмор, в котором слышатся скорбные нотки, вызванные теми или другими ненормальными явлениями, а разухабистое гоготание

легенды и традиции славных заслуг полицейского свойства в прошлом. Но новые веяние уже вторгались в старый, улежавшийся кругозор. Они были неожиданно резки, шумны и враждебны. <„.>
Старые устои пали - бесславно и слишком очевидно. Чувство народной гордости, взлелеянное в казармах, на смотрах и парадах, было оскорблено -тяжко и невознаградимо» (С. 62). «Новое вторгалось во все щели» (С. 63).
Устами Брагина-учителя Крюков формулирует своеобразную «типологию» станичных «революционеров»: «Вот тот, что с прокламацией, - местный капиталист, по чину - урядник, по должности - станичный судья. Конечно, пускает деньжонки в рост, хлеб продает лишь в голодные годы, сено - только весной, когда все приедено, в работу, и не дешевле рубля за пуд... Благочестивый человек. Один из лучших прихожан у наших попов... - Вот этот, в синем тулупе, большой, который о солдатах говорит, гвардейский вахмистр, был в турецкой кампании... из категории средних «хозяйственных мужичкое», по должности -станичный доверенный, - контролер, так сказать. Благонамеренный и осторожный человек. - Тот вот казачок, ярый спорщик, из самой численной категории местных пауперов - «однокольцев», одиноких, недавно отделившихся от отцовской семьи. Сидит, наверно, с четырьмя-пятью детишками на пяти десятинах. Нуждишка уж притиснула его, выхода нет, прикреплен к военной повинности, , не нынче-завтра новая мобилизация, зацепят и его... Душа у него уже возмущается, бунтует, но до пролетарского сознания ихнему брату еще далеко...» (С. 66).
Смута закралась и в казачьи полки. Очередная мобилизация обернулась беспробудным пьянством (поскольку было выплачено «сторублевое пособие»). Тем более, что тон задавало и офицерство, погрязшее в вине и разврате. Как следствие - «почтительность в казаках <...> к носителю погон совсем исчезла: даже козырять перестали» (С. 72).
На вокзале - самом посещаемом месте в станице - устраивались самодеятельные митинги, на которых «ораторы» (для каждого вокзального зала свой, по