Застолье в обрядах и обрядовом фольклоре Русского Севера XIX-XX вв. : На материале похоронно-поминальных обрядов и причитаний

• Автор: Алексеевский, Михаил Дмитриевич
• Шифр специальности: 10.01.09
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2005
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 193 с. : ил.

ЗАСТОЛЬЕ В ПОХОРОННО-ПОМИНАЛЬНОЙ ОБРЯДНОСТИ РУССКОГО СЕВЕРА
§1.1 Типология похоронно-поминальных трапез
§ 1.2 Участники похоронно-поминальных трапез
§ 1.3 Покойник как участник трапезы
§ 1.4 Пищевой код поминального застолья
§1.5 Застольный этикет поминальной трапезы:
символика правил и запретов
ПОХОРОННО-ПОМИНАЛЬНЫЕ ПРИЧИТАНИЯ: ПРОБЛЕМЫ ТЕКСТОЛОГИИ,
СЕМАНТИКА, ПРАГМАТИКА
§ 2.1 Севернорусские похоронно-поминальные причитания как жанр обрядового
фольклора
§ 2.2 История собирания и проблемы текстологам
§ 2.3 Прагматика похоронных и поминальных причитаний
МОТИВЫ, СВЯЗАННЫЕ С ПИЩЕЙ И ЗАСТОЛЬЕМ, В СЕВЕРНОРУССКИХ
ПОХОРОННЫХ ПРИЧИТАНИЯХ
§ 3.1 Принципы описания трапез в похоронных причитаниях
§ 3.2 Угощение Смерти
§ 3.3 Похороны/Праздник
§ 3.4 Кормление покойника
§ 3.5 Угощение гробовщиков
МОТИВЫ, СВЯЗАННЫЕ С ПИЩЕЙ И ЗАСТОЛЬЕМ, В СЕВЕРНОРУССКИХ
ПОМИНАЛЬНЫХ ПРИЧИТАНИЯХ
§ 4.1 Мотив гощения на кладбище
§ 4.2 Мотив оживления покойника: история вопроса
§ 4.3 Мотив оживления покойника: коммуникативный аспект /к
§ 4.4 Мотив оживления покойника: гостевание и угощение
§ 4.5 Мотив оживления покойника: этнографический контекст
§ 4.6 Мотив оживления покойника: обрядовая баня и пограничный статус умершего
§ 4.7 Мотив оживления покойника: «поэтика двойственности»
§ 4.8 Мотив оживления покойника: свадьба/похороны
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Источники
Научная литература

В символическом мире народной культуры застолье играет чрезвычайно важную роль, ритуальными трапезами сопровождаются практически все основные календарные и семейные обряды. Изучение обрядовых трапез помогает выявить семантику и прагматику важнейших обрядов жизненного цикла, традиционных и современных праздников. Универсальный характер феномена застолья позволяет проводить культурно-исторические и кросскультурные исследования, дает возможность применения междисциплинарного подхода в рамках фольклористики, этнографии, социологии, психологии, этнолингвистики. Именно поэтому обрядовое застолье было выбрано нами в качестве исходного пункта при изучении проблемы связей фольклорного текста и этнографической действительности. В отечественной науке эта проблема была впервые поставлена еще в середине XIX века, и к настоящему моменту сложилось два основных подхода к ее решению.
В рамках первого подхода фольклорный текст рассматривается как отражение исторических и этнографических реалий. Подразумевается, что этнографический факт первичен, а фольклор вторичен, поэтому его можно использовать как этнографический и исторический источник.
Подобный подход характерен для представителей исторической школы русской фольклористики (Л.Н.Майков, В.Ф.Миллер, A.B.Марков). Основным объектом изучения для них были былины, которые рассматривались как своего рода «устные летописи», отражающие реальные исторические факты. Сравнивая тексты былин с летописными источниками, представители исторической школы пытались определить время и место возникновения этого жанра, а также «очистить» былины от поздних «напластований» и «искажений», которые, по их мнению, возникали при устной передаче текста [Майков 1863; Миллер 1897; Марков 1904]. Исследователей не интересовали поэтические особенности былин, они использовали эти тексты как особый тип
исторических источников, которые требуют специального текстологического подхода.
Отношение к фольклору как к отражению исторической действительности унаследовала и советская наука [Чичеров 1960: 7-21]. Наиболее активно этой концепцией пользовались исследователи русского эпоса: Б.А.Рыбаков и его последователи задействовали тексты былин для реконструкции древнейшей истории славян [Рыбаков 1961; Рыбаков 1965], а Р.СЛипец изучала «отражение в былинах жизни и культуры Древней Руси» [Липец 1969: 5] и, сопоставляя былинные описания богатырей с
археологическими данными, пыталась установить время возникновения этого жанра [Липец, Рабинович 1960: 30-43]. В 1960-70-ые годы регулярно выходили сборники «Фольклор и историческая действительность», где авторы, рассматривая фольклорные произведения как историко-этнографический источник, рассматривали проблемы историзма таких жанров, как предания, загадки, частушки, обрядовая поэзия.
К настоящему времени подобный подход полностью себя дискредитировал. Доказано, что хотя фольклор инклюзивен [Путилов 2003: 73-74] (то есть, включен в систему жизнедеятельности этноса), фольклорные тексты не являются прямым отражением действительности, а функционируют по своим законам. Справедливости ради следует отметить, что и в годы, когда концепция историзма фольклора была популярна, многие ученые отмечали, что «при обращении к фольклору как этнографическому и историческому источнику, необходимо считаться с его художественной спецификой, с характерными приемами народной поэтики» [Соколова 1960: 15]. Однако, несмотря на эти оговорки, подразумевалось, что историческая действительность первична, а фольклор вторичен по отношению к ней, он «отражает» или «преломляет» ее.
В конце 1960-ых - начале 1970-ых годов в отечественной науке начал вырабатываться принципиально иной подход к проблеме. Прежде всего, была переформулирована сама постановка вопроса: теперь исследователей
поминать этим велел» [Кремлева 2004: 683]. Во время поста умерших молено было поминать только постной пищей [Праздники и обряды Череповецкого района 2000].
Большое значение в похоронно-поминальной обрядности Русского Севера имеет хлеб, которому, как считает О.А.Седакова, принадлежит «главная роль среди обрядовых кушаний погребения и поминовения» [Седакова 2004: 115]. В традиционной культуре он воспринимается как своего рода синоним еды в целом, универсальная пища [Visser 1991: 2-3]. В обрядах хлеб синонимичен «доле» человека, даже во время будничных трапез распределение хлеба между членами семьи может рассматриваться как распределение «доли» [Байбурин 1998: 81-82].
Как уже говорилось, выделение доли покойного имеет большое значение в похоронных обрядах, это действие должно обеспечить безопасность живых. И чаще всего воплощением доли был именно кусок хлеба с солью, который клали в гроб, приговаривая: «Хлеб-соль с собой, нас не беспокой». Также хлеб оставляют на могиле покойника в поминальные дни, одаривают им нищих «на помин души» [Петров 1863: 57; Куликовский 1894: 421; Праздники и обряды Череповецкого района 2000 и др.].
Хлеб семантически связан с плодородием и богатым урожаем, поэтому иногда в обрядах его замещают зерна. Их могут раздавать нищим на поминках [Ефименко 1877: 136], рассыпать на могиле для птиц [Смирнов 1920: 22; Кремлева 2004: 693 и др.]. В Заонежье было принято в тот момент, когда гроб выносят из дома, осыпать его «житом». Считалось, что лучше кидать зерно навстречу гробу, а не вслед, иначе «вместе с зерном покойник может вынести из дома и счастье». Сам обычай обсыпать гроб «житом» мотивируется тем, что тогда «на том свете у покойника жизнь будет» [Логинов 1993: 157].
Схожую семантику имеют пироги и блины, часто выступающие в качестве поминального блюда. В Вологодской губернии считалось, что на поминках «чем больше пирогов и шанежек, тем почетнее похороны» [Кремлева 2004: 683]. Во многих локальных традициях Русского Севера блины были