Поэтика сюжета в эпической традиции Рябининых-Андреевых

• Автор: Захарова, Ольга Владимировна
• Шифр специальности: 10.01.09
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2005
• Место защиты: Петрозаводск
• Количество страниц: 261 с.

Глава 1. Проблема эпической памяти

в современной фольклористике

1.1. Проблема стабильности эпического текста

1.2. Поэтика сюжета в современных исследованиях

Глава 2. Поэтика сюжета и проблема эпической памяти в

наследии Т.Г.Рябинина

Глава 3. Сюжет былины «Вольта и Микула»

Глава 4. Сюжет былины «Добрыня и змей»

Глава 5. Сюжет былины «Королевичи из Крякова»

Заключение

Список использованной литературы

Приложение

Былина в современной фольклористике — достаточно изученный жанр, хотя есть и немало нерешенных проблем. Одна из них — терминологическая, которая связана с уяснением значения ключевых понятий в определении жанра.
Термин «былина» исследовательский. Ученые начала XIX века не знали этого термина. Говоря о былинах, К. Ф. Калайдович, С. Н. Глинка,
К. С. Аксаков, А. С. Хомяков использовали выражение «древние российские стихотворения» или «эпические/богатырские песни». Сказители называли этот жанр старинами, старинушками, старинками. На этот счет есть свидетельства у П. Н. Рыбникова, А. Ф. Гильфердинга и Е. В. Барсова1.
Считается, что термин «былина» был введен в 1839 г. И. П. Сахаровым. Один из разделов книги «Сказания русского народа» он назвал — «Былины русских людей»2 и поместил в нем 7 текстов былин: «Добрыня Никитич», «Илья Муромец», «Василий Буслаев», «Алеша Попович», «Соловей г Будимирович», «Иван Гостиной сын», «Чурила Пленкович». В. Ф. Миллер объясняет такое употребление термина «былина» неправильным пониманием И. П. Сахаровым строки из «Слова о полку Игореве» — «по былинам сего времени». Он пишет: «В слове о полку Игореве былина является в значении исторического события, деяния, в противоположность “старым словесам”, поэтическим вымыслам “замышления Боянова”»3. Ссылаясь на диссертацию Л. Н. Майкова «О былинах Владимирова цикла», О. Ф. Миллер приводит иную точку зрения на происхождение термина «былина»: «на древность
1 Рыбников П. Н. Заметка собирателя // Песни, собранные П. Н. Рыбниковым: В 3 т. Петрозаводск, 1989. Т. 1. С. 47-83; Гильфердинг А. Ф. Олонецкая губерния и ее народные рапсоды//Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1871 года: В 3 т. М.; Л., 1949. Т. 1. С. 29-84; Барсов Е. В. Об Олонецком
песнотворчестве // Записки Русского Г еографического Общества по Отделению Этнографии. 1873. Т. III. С. 515-522.
2 Сахаров И. П. Сказания русского народа о семейной жизни своих предков, собранные И. П. Сахаровым. СПб., 1839. Т. 1. Кн. 4.
3 Миллер В. Ф. Очерки русской народной словесности: Былины. М., 1897. Т. 1. С. 28.
слова “былина” обратил уже внимание г. Майков. На основании известного приступа певца Игорева “начяти же ся тъй песни по былинамъ сего времени, а не по замышлению Бояню”, он совершенно основательно предполагает, что “былины, как особый род эпоса, существовали в нашей народной поэзии уже в XII в.” и что “содержание их заимствовалось из показаний современности”. Другой вопрос — насколько слово былина употребительно и теперь в народе — даже в тех местностях, где былины поются. По свидетельству г. Барсова, сами олонецкие певцы былин обыкновенно называют их старинами — выражение, в своем роде меткое и даже с оттенком сродным (старое ведь и есть былое). Кроме же того народ вообще называет этот род произведений и просто песнями, многозначительно противопоставляя их сказкам, в следующем изречении, давно уже истолкованном К. С. Аксаковым: “песня быль, а сказка складка”. Но ведь таким образом в народном толковании слова песня заключается тоже указание на былевую, действительную основу, тогда как “складка” очевидно соответствует тут “замышлению Боянову”. Итак, в народе и до сих пор хранится тот же разграничительный взгляд XII столетия»4. Комментируя народное понимание песни как рассказа «про старое, про бывалое», выразившееся в названии «старина», С. К. Шамбинаго писал, что оно вернее передает ее сущность, нежели книжный термин «былина», утвердившийся в науке5.
Точка зрения В. Ф. Миллера стала настолько общепринятой, что вошла в авторитетные лексикографические издания: «былина “эпическая народная песня”; на основании др.-русск. былина (“Слово о полку Игореве”) придумано Сахаровым; см. Вс. Миллер, Очерки 1, 27 и сл. О старом употреблении слова см. русск. диал. былина “быль, то, что было” (арханг.); см. Архангельский, ИОРЯС 3, 1331 и сл. Далее— к был, быть. Вместо
4 Миллер О. Ф. Илья Муромец и богатырство Киевское: Сравнительно-исторические наблюдения над слоевым составом народного русского эпоса. СПб., 1869. С. ХХІ-ХХІІ.
5 Шамбинаго С. К. Вступ, ст. // Былины-старины. М., 1938. С. V.

уровни) и повествовательные, супралингвистические единицы (и соответственно высшие уровни). Для былинного текста таковыми будут: уровень былинной строки, уровень былинной строфы, уровень былинной тирады — низшие уровни <.. .>; уровни былинного сюжета и композиции — высшие уровни <...> Уровни низшего порядка описаны в метрических понятиях строки, строфы, тирады, и это естественно, т. к. былина — песенно-стихотворный жанр. В то же время эти термины соответствуют таким грамматическим категориям, как фраза (строка), сверхфразовое единство (строфа) и крупный семантический блок (тирада). Каждый из уровней имеет свои единицы: былинная строка — былинные лексемы, которые могут образовывать былинные формулы (в понимании А. Б. Лорда), организованные метрически; былинная строфа — былинные строки; былинная тирада — былинные строфы; былинный сюжет и композиция — былинные мотивы»182. Исходным понятием при анализе былинного повествования она избирает мотив: «Мотив надо рассматривать в разных аспектах (как единицу данного эпоса в целом, как единицу определенного сюжета и, наконец, как единицу реально существующего текста)»183. По мнению Н. Г. Черняевой, для изучения типов варьирования текстов необходимо привлекать не только сюжетообразующие элементы, но и несюжетообразующие мотивы. К несюжетообразующим мотивам относятся «эмоциональные и интеллектуальные реакции персонажей, этикетные формы поведения, некоторые описания атрибутов, мест, персонажей»184. Она приходит к выводу, что «понятие мотива и его производных расширяется. Во многом это продиктовано требованиями <...> работы, в методике которой установлены следующие соотношения мотифемы, мотива и алломотива: мотифема — инвариант отношения субъекта и объекта, мотив — конкретное воплощение отношения субъекта и объекта, а также тех
182 Там же. С. 102.
183 Там же. С. 109.
184 Там же.