Проза Гюнтера Грасса 1980-х - 1990-х годов : Проблема субъекта

• Автор: Абалонин, Тимофей Борисович
• Шифр специальности: 10.01.03
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2003
• Место защиты: Казань
• Количество страниц: 216 с.

Оглавление
Введение
Глава

Поздняя проза Гюнтера Грасса в свете мировоззрения автора

1.1. Своеобразие идейно-художественных аспектов творчества Грасса

1.2. Проза Грасса как форма выражения авторского сознания

Глава

Автор, читатель и герой в поэтике Грасса

2.1. К динамической постановке вопроса о субъекте

2.2. Специфика интертекста у Грасса

2.3. Ирония Грасса в аспекте читательского восприятия

Глава
Художественный историзм и проблема авторской позиции
Заключение
Список литературы

Введение.
На исходе двадцатого века Гюнтер Грасс (род., в 1927 г.) был отмечен Нобелевской премией. Классик послевоенной немецкой литературы, по общему мнению критиков, должен был получить её значительно раньше и значился в числе фаворитов уже после выхода в свет произведений, составивших позже т.н. «Данцигскую трилогию» (роман 1959 г. «Жестяной барабан», повесть 1961 г. «Кошки-мышки» и роман 1963 г. «Собачьи годы»), В отличие от Томаса Манна, которому эта премия формально досталась за романного первенца «Будденброки», Грасс формально получил её, как отметил Д.В.Затонский, за своего романного первенца «в числе других книг» [90, с. 218]. Другие, особенно написанные в последние два десятилетия ушедшего века, книги Грасса -другие во многих отношениях. В них порой мало что напоминает об авторе «Жестяного барабана». Книги эти - свидетельство эстетической подвижности, изменений, затронувших едва ли не все стороны художественной системы одного из крупнейших мастеров современной западноевропейской прозы. Такие изменения и представляют особый интерес при обращении к его прозе того периода, который в литературной и культурной жизни тоже принято считать «другим» -другим по отношению к долгой традиции модерна.
Социально-философское, неигровое, «учительское» измерение позднего творчества Грасса, постоянная и весьма серьезная отнесенность его к реальности «вне текста» - отнесенность очень особого рода, неотделимая, несмотря на свою серьезность, то от иронии, то от фантастики, то от жанровой формы сказки - отправной пункт настоящего исследования. У Грасса вообще (не только у позднего Грасса) это по преимуществу реальность социального плана, воспринимаемая крайне критически и реальность, как правило, немецкая
либо же связанная с национальной проблематикой - даже когда он
пишет об Индии или Китае, обращается к “глобальным темам”1 или -
тем в большей мере - когда говорит об «утрате» своей страны2. Однако в
течение всего творческого пути автора характер писательского

восприятия этой реальности, характер художественного осмысления её проблем на страницах прозы Грасса (как, впрочем, и в его лирике) меняется, и меняется весьма существенным образом.
Именно на пороге двух последних десятилетий двадцатого века, времени, когда учительская функция литературы в европейском культурном сознании безоговорочно превращается в фикцию, Грасс со все большей настойчивостью выдвигает её в своём творчестве на первый план, причем делает это так, что именно эта функция постепенно как бы становится основным модусом художественного освоения реальности, о которой идет речь, освоения традиционной для Грасса тематики -история, современность, общество и личность, прогресс, роль и место художника в обществе. Десятилетия, образующие принципиально иной, чем это было, к примеру, еще в семидесятые годы, культурный контекст, обнаруживают в творчестве Грасса противоположную их духу тенденцию, которой в такой степени в семидесятые годы и, тем более, ранее в нем не было. Творчеству Грасса, по выражению Е.М.Крепак, становится «в высшей степени присуще дидактическое начало» [93, с.35].
Сомневающийся во всем и не в последнюю очередь в собственной правоте «ревизионист», каковым Грасс себя называет в книгах, беседах и интервью начиная с речи по поводу вручения ему премии Бюхнера в
1 Одна из попыток периодизации литературного творчества Грасса ставит целое его десятилетие под знак обращения к „глобальным темам” (см. главу монографии С. Мозер «1977-1988: Hinwendung zu globalen Themen», [182, S. 103-139]).
2 В переводе И.Млечиной «Я не мог не излить на бумаге тот остаток горечи, который накопился, превратившись в осадок, за два года, прошедшие после объединения. Поэтому мои датские записки требуют, чтобы я говорил о себе, о Германии и о себе. Как я не хотел отпускать от себя эту страну. И как я все же утратил ее [...]“. [1x4, с.568].

Самые общие и широко освещенные в исследовательской литературе вопросы, связанные с историзмом и художественным временем у позднего Грасса в реферативном порядке мы могли бы кратко свести к двум моментам44: во-первых и в главных, к проблеме «четвертого времени» и во-вторых, в связи с этой проблемой, проблеме т.н. «структурных гомологий».
В центре внимания зарубежных авторов, пишущих о позднем творчестве Грасса, с полным основанием находилась проблема "четвертого времени" - "Vergegenkunft". Термин этот появился впервые в произведении "Головорожденные, или немцы вымирают" (1980). Грассовский неологизм "Vergegenkunft", образованный из трех слов (прошлое = Vergangenheit, настоящее = Gegenwart и будущее = Zukunft), весьма затруднительно выразить по-русски одним словом так, как это удалось авторам английского перевода «Головорожденных», поставившим на место „Vergegenkunft“ словообразовательную кальку „paspresenture"45. Новообразования типа "простоядущее" или "прошлобудуящее" вряд ли можно признать в русском языке удовлетворительными по стилистическим соображениям, что вынуждает всякого переводчика заменять это весьма важное для поэтики Грасса понятие многословными "эвфемистическими" субститутами. В единственном на русском языке переводе этого текста И. Розановым проблема, однако, решена далеко не лучшим образом: Vergegenkunft
зрения, некоторых положений этого автора, в работах Крепак дан все же самый полный на русском языке, весьма обстоятельный и последовательный анализ историзма Грасса в тот период его творчества, когда он начинал складываться в нынешнем виде (уже по этой причине, однако, мы должны внести свои коррективы в понимание автором семидесятых годов как "цельнооформленного периода" творчества Грасса). С охватом большего временного диапазона, в несколько отличном от трактовок этих вопросов Е. М. Крепак ключе и, в частности, с большим упором на проблему художественного времени вопросы историзма Грасса нашли всестороннее освещение в немецком литературоведении (работы Ф. Нойгауза [184], Г.Цепл-Кауфманн [122], Ю. Ротенберга [198], X. Формвега [210], Р. Герстенберг [143], X. Броде [120], А. Фишера [136], К.Ауффенберга [112] и мн. др.)
44 Это, разумеется, не означает, что ими исчерпываются все связанные с историзмом проблемы: мы
выделяем в этой связи прежде всего те положения зарубежной науки, которые отвечают двум условиям: а) они совершенно необходимы в качестве основы для нашей собственной постановки вопроса; б) они неизвестны отечественному грассоведению.