Особенности художественной целостности тотального романа Патрика Модиано

• Автор: Трофимова, Юлия Сергеевна
• Шифр специальности: 10.01.03
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2004
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 160 с.

Оглавление
Введение
Глава 1. Романы П. Модиано в контексте
современных литературоведческих проблем
1.1. К вопросу о специфике современного тотального романа
1.2. К вопросу о своеобразии кода «отчуждения» в литературе XX века
1.3. Диалог романов П. Модиано с контекстами
критических интерпретаций
Г л а в а 2. Грани интертекстуального диалога различных
языков культуры в творчестве Патрика Модиано
2.1. Психология памяти в романах П. Модиано
как надличностный процесс
2.1.1. Память «других»
2.1.2. Память вещей
2.1.3. Память города
2.2. Диалектика восприятия-воспоминания-впечатления-воображения
в романах П. Модиано
2.3. Художественная философия времени в романах Патрика Модиано
2.3.1. Поэтика вечного настоящего
2.3.2. Нелинейная организация времени
2.3.3. Повествовательная модель времени
2.3.4. Функции безглагольных конструкций
Глава 3. Полилог становящихся смыслов
в «фантомном» мире Патрика Модиано
3.1. «Фантомность» как социально-историческая
и психологическая категория
" 3.1.1. Социально-историческая интерпретация «фантомности»
3.1.2. Психологическая интерпретация «фантомности»
3.2. «Фантомность» как отчуждение
3.3. «Фантомность» как «смерть субъекта», как симулякр
3.4. «Фантомность» и поэтика «absence»
3.5. «Фантомность» как свойство виртуальной реальности
информационного мира
3.6. «Фантомность» как междисциплинарная научная метафора
3.7. «Фантомность» как «целокупная множественность»
3.8. Поэтика Хаоса и Космоса. Приемы создания
хаотической среды и организации новой целостности
3.8.1. Уровни фрактальности
3.8.2. «Эхо-техника»
Заключение
Библиографический список
Введение
Произведения современного французского писателя Патрика Модиано мало исследованы в отечественном литературоведении и вызывают разночтения во французской литературной науке. Осмысление нового типа художественной целостности в ее становлении и воплощении в романах Патрика Модиано актуализирует некоторые важнейшие проблемы современного литературоведения, связанные интеграцией научного знания, со спецификой переходного периода, модификациями романной формы в литературе конца XX века, с рождением новой эстетической парадигмы.
XX век определил общую динамику развития культуры как тяготение к универсализму. То, что «прогревается» в довоенную эпоху, после второй мировой войны становится наиболее значимым и актуальным: признание альтернативности и плюрализма форм познания как разных типов «рациональности», предоставление искусству, религии, мифу статуса познавательных форм «за пределами науки»; к концу столетия универсализм рассматривается как один из возможных путей выхода из социокультурного кризиса, в котором оказалось человечество на рубеже XX—XXI веков.
Существование «на стыке», в «пограничье», в «большом времени» (М. Бахтин), в универсальном культурном поле приводит к рождению новых форм «жизни» художественного произведения, воплощающего и поэтически переосмысливающего или интуитивно улавливающего философские, психологические, социологические, эстетические, этические, естественнонаучные концепции сегодняшнего дня.
В XX веке изменились взгляды на мир, концепцию личности, психологию человека. Широкое распространение получили идеи 3. Фрейда и К. Юнга о глубинах бессознательного и о надличностности психологии (коллективном бессознательном (К. Юнг)), на первый план выдвинулись идеи об «образе для другого», о возможности реализации личности только в
«межсубъектном пространстве диалога-коммуникации» (Ю. Хабермас). Новую значимость получили идеи А. Бергсона, М. Мерло-Понти, М. Хайдеггера об особенностях памяти и темпоральности. Сознание и психика стали пониматься как многоуровневые структуры, включающие не только разум, но и внерациональные слои (чувства, эмоции, воображение (Ж.-П. Сартр)), сочетающие реальное, символическое и воображаемое (Ж. Лакан).
В свете рождения нового мышления и нового познания мира можно говорить уже не о «стыке границ» различных наук (философских, естественнонаучных, психологических и т.д.) и о «стыке различных культур» (как культур Запада и Востока, Севера и Юга, Европы, Азии, Африки, Латинской Америки, так и культур античной, средневековой, новоевропейской), но о стирании границ и пределов Знания. Отметим, что «феномен Хаоса», динамических нелинейных саморазвивающихся систем открывается разными науками практически параллельно во второй половине XX века. Так, например, то, что Анри Пуанкаре называл «бифуркацией» (потерей стабильности системы, периодом колебания), Рене Том — «катастрофой», социолог H.H. Моисеев — «возмущением» (моментом, когда совершается «переход системы из одного канала эволюционного развития в другой» [78, с. 41]), философы Ж. Делез и Ф. Гваттари — «линиями ускользания», культуролог Ю.М. Лотман — «взрывом»1, М.Бахтин прозревал еще в 40-е годы в «процессе изменения границ областей культуры» [19, с. 225]. Разная терминология, разные пути исследования приводят, по сути, к единой идее о неравновесном состоянии мира во всех его проявлениях (от жизни бактерии до развития вселенной, от сознания человека до развития
1 «Момент взрыва, — пишет Ю.М. Лотман, — место резкого возрастания информативности всей системы. Кривая развития перескакивает здесь на совершенно новый, непредсказуемый и более сложный путь... Функцию прорыва в запредельное пространство... выполняют моменты взрыва, которые могут создавать как бы окна в семиотическом пласте» [67, с. 22,30].

письма — самого писателя, получателя (или персонажа) и, наконец, письма, образованного нынешним или предшествующим культурным контекстом» [59, с. 428]. Ю. Кристева резюмирует: «субъект письма, получатель и внеположенные им тексты — три инстанции, пребывающие в состоянии диалога» [59, с. 429].
«Получатель» — это критик, читатель. Ю Кристева не случайно напоминает о значениях, которые имел в древности глагол «читать»: «“Читать” значило также «собирать», «подбирать», «подслушивать», «идти по следам», «набирать», «красть». «Чтение», таким образом, означает некоторое агрессивное соучастие и активное присвоение чужого» [59, с. 490].
Таким образом, «получатель», вступая в диалог с «субъектом письма» и «внеположенными текстами», «идет по следам», «собирает», «подслушивает», т.е. произведение служит своеобразной «матрицей», основой для создания других — интерпретирующих — произведений, которые «вскрывают» в этой «матрице» неисчерпаемость смыслов.
Художественный мир П. Модиано вступает в диалог с критическими интерпретациями его произведений, и роман его можно рассматривать как целостность во всем ее многообразии, не только как «Единую книгу» произведений, но и как «Единую книгу» всей области «приращений» смыслов критической интерпретации, театральных постановок, художественных фильмов. «Отражаясь», дублируясь, преломляясь в критических статьях, мир П. Модиано, смысл его текстов приобретают все новые значения, и сам образ автора вырастает в новую, необычную фигуру.
Создается своеобразный «Миф о Модиано». Рождается образ писателя — «странного реалиста» (Ж.-П. Аметг) [122, р. 11], «мэтра иллюзии» [148, р. 109], «искусного мастера по созданию призраков» (М. Жютрэн) [148, р. 109], создателя «истинной теории призраков» [180, р. 23] и «мира антиподов» (Д. Паррошиа) [180, р. 71]; «сироты, блуждающего по призрачному Парижу» (Ф. Лакош) [149, р. 78],