Художественное осмысление шаманства в произведениях Ю.Н. Шесталова 1955-1988 гг.

• Автор: Чепкасов, Евгений Валерьевич
• Шифр специальности: 10.01.02
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2005
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 238 с.

ГЛАВА 1. Становление шаманов и их камлания в произведениях Ю.Н. Шесталова 1955-1988 гг.: традиционно-этнографический и авторский компоненты
1.1. Авторский взгляд на шаманские избранничество и инициацию
в произведениях Ю.Н. Шесталова
1.2. Авторский взгляд на шаманские камлания и их исполнителей
в произведениях Ю.Н. Шесталова
ГЛАВА 2. Шаманская тайнопись в произведениях Ю.Н. Шесталова 1955-1988 гг
2.1. Шаманские духовные войны и следы одной из них в произведениях Ю.Н. Шесталова
2.1.1. Понятие о шаманских войнах и этнографические свидетельства
о мансийских шаманских войнах
2.1.2. Следы шаманской войты в произведениях Ю.Н. Шесталова
2.2. Шаманские сказки и их место в произведениях Ю.Н. Шесталова
2.2.1. Феномен шаманских сказок и сказки народа манси
2.2.2. Шаманские сказки в произведениях Ю.Н. Шесталова
ГЛАВА 3. Литературные камлания и метафорические шаманы в произведениях Ю.Н. Шесталова 1955-1988 гг
3.1. Литературные камлания как стихотворный жанр и шаманы-поэты в произведениях Ю.Н. Шесталова
3.2. Шаманы духа Революцы, их камлания и противоборство с традиционными шаманами в произведениях Ю.Н. Шесталова
3.3. Шаманы-творцы, шаманы-олицетворения и их камлания в
произведениях Ю.Н. Шесталова
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ

Актуальность исследования. Юван Николаевич Шесталов — поэт, прозаик, публицист, основоположник мансийской литературы, член Союза писателей России, лауреат Государственной премии РСФСР имени М. Горь-кого. По подсчетам В.В. Огрызко, «Шесталов в советское время считался одним из самых издаваемых писателей Севера: за 35 лет литературной работы он выпустил около 80 книг общим тиражом свыше семи миллионов экземпляров» [Огрызко 1999: 419]. Но до сих пор об этом авторе не написано ни одной монографии, а статьи о нем (всего их около двухсот) носят в большинстве своем скорее литературно-критический, чем литературоведческий характер. Темы, которые наиболее четко намечены в них, таковы: Ю.Н. Шесталов как основоположник мансийской литературы; Ю.Н. Шесталов как представитель народа манси и как советский человек; экологические мотивы в творчестве Ю.Н. Шесталова; фольклорные мотивы в творчестве Ю.Н. Шесталова; публицистичность творчества Ю.Н. Шесталова; учение Ю.Н. Шесталова о Торуме и Космическом Сознании. В числе авторов, писавших о Ю.Н. Шеста-лове содержательные статьи, ссылки на которые будут даны в нашей работе, следует назвать В. Солоухина, Ю. Прокушева, А. Пошатаеву, В. Лаврова, Г. Нонина, Н. Вишнякову, А. Миловского, В. Огрызко, Э. Бальбурова, Т. Комиссарову, А. Николаева, И. Смольникова, Д. Романенко, К. Надь, Н. Михайловскую, Г. Данилину, Н. Качмазову и некоторых других. Творчество писателя, несомненно, может послужить материалом для диссертационного исследования, причем изучение любого аспекта шесталовского творчества можно назвать актуальным. Нас интересует аспект, который отсутствует в вышеприведенном списке и которому, соответственно, исследователи, писавшие о творчестве Шесталова, особого внимания не уделяли.
В работе исследовались особенности художественного осмысления Ю.Н. Шесталовым шаманства, играющего заметную роль (даже несколько ролей) в его произведениях 1955-1988 гг. Шаманство в творчестве изучаемого

писателя указанного периода бытует в трех вариантах: либо художественно изображается, либо тайнописно проявляется, либо используется как материал для создания художественных приемов, как элемент поэтики. Бытование шаманства в шесталовских произведениях как научная проблема относится, на наш взгляд, к числу важнейших для понимания специфики художественного мира этого автора. Художественно осмысленное шаманство во многом может быть названо ключом к поэтике Ю.Н. Шесталова (по крайней мере, оно является жанрообразующим элементом в произведениях, названных нами литературными камланиями, и, наряду с традиционной мифологией, сильно повлияло на метафорический строй шесталовского творчества в целом). Сам автор в одном из интервью признался, что язычество, усвоенное в детстве от деда-шамана Ась-ойки, которое писатель, впрочем, не склонен идеализировать, стало для него источником вдохновения [см. Миловский, Огрызко 1985: 25]. Следовательно, исследование шаманства как важного элемента шесталовской поэтики необходимо, а потому актуально. Во-вторых, интересен сам факт того, что в советские годы автор так часто обращался к почти табуированной шаманской теме, причем, в отличие от других представителей мансийской литературы, ему удавалось писать о шаманах в достаточно уважительной, а не в идеологизированно-уничижительной манере. Вместе с тем появившийся в настоящее время общий интерес к шаманству также свидетельствует об актуальности рассмотрения шесталовского творчества именно в том аспекте, которому уделено внимание в диссертации. В советские годы такая работа, вероятнее всего, не могла бы состояться по причинам идеологическим, хотя материал для ее написания наличествовал и тогда. Стремление восполнить такого рода пробел в науке может быть названо актуальным. Наконец, следует сказать о том, что литературно-критические и литературоведческие материалы, упоминающие о проблеме шаманства в шесталовском творчестве, недостаточны; нет статей или заметок, посвященных этой проблеме специально (причина их отсутствия в советские годы понятна, однако их не появилось и в постсоветский период, за исключением наших статей), и это является еще одной причиной

Обучение Журавля изображается Шесталовым так: «Шаман немалого достиг: научил Ювана игре на многострунном мансийском журавле, пел мальчику ночами длинные былины про богатырские давние дела таежного народа» [Шесталов 1979: 74]. То есть обучение носило теоретический характер — вырабатывались навыки игры на сакральном инструменте и передавались тайные знания о шаманской жизни, запечатленные в фольклоре. Об обучении такого рода рассказывает и Солвал: «Обладал я еще хорошей памятью. А это большое дело! Много должен знать шаман — больше, чем сто манси, а может, и тысяча. Он должен «на языке держать» все заклинания и молитвы, богатырские песни предков и плачи о сказочном прошлом» [Шесталов 1997 в: 211-212]. Обучение Ювана на том и кончилось (революция развела ученика и учителя), а Солвал, помимо теории, усваивал также и практику: «Ни одно жертвоприношение не обходилось теперь без Солвала. Якса просил его быть помощником» [Шесталов 1997 в: 96].
Вероятно, именно за успехи в шаманской школе духи обратили свое внимание на Солвала. «И теперь Солвал жил словно в каком-то возвышенном и потустороннем мире. Чаяния и стремления духов ему казались близкими и понятными. Иногда ему чудилось, что он с ними даже разговаривает, спорит, состязается в красноречии» [Шесталов 1997 в: 97]. Позже он вспоминает об этом периоде: «И кажется мне, что живу я в волшебном мире. Иногда забываюсь. Причудливые видения вижу во сне. Как и шаманы, я умел забываться. Сейчас я узнал, что у меня была какая-то нервная болезнь. А тогда!.. Трясет меня. И люди думают, что в это время меня посещают духи» [Шесталов 1997 в: 211]. Таким образом, Солвала посетила шаманская болезнь не как несчастье, а как награда за прилежание. Да и сама болезнь протекает как-то странно: вместо того, чтобы мучить избранника, духи состязаются с ним в красноречии, а мир, в котором это происходит, — несомненно, «возвышенный» (заметим, кстати, что шаманское дерево, по представлениям якутов, растет в Нижнем мире, а не в Верхнем). В книге «Сибирское ускорение» этот рассказ Солвала несколько дополняется: «Духи мне являются. Они такие же, как и люди. Только маленького