Феномен творчества русскоязычных писателей ненцев и хантов последней трети XX века : Е.Д. Айпин, Ю.К. Вэлла, А.П. Неркаги

• Автор: Лагунова, Ольга Константиновна
• Шифр специальности: 10.01.02
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2007
• Место защиты: Тюмень
• Количество страниц: 508 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ

Глава I. ОТ ЭСТЕТИКИ НАЦИОНАЛЬНОЙ ФОРМЫ К ЭСТЕТИКЕ СЛОВЕСНОГО ТВОРЧЕСТВА

1.1. Научная парадигма изучения младописьменных литератур и ее кризис.

1.2. Поиск новых оснований научной парадигмы.

1.3. Культурно-историческая ситуация как фактор творчества и рецепции.

1.4. Е. Айпин, Ю. Вэлла, А. Неркаги о феномене творчества.

Глава II. ГЕРОЙ, СОБЫТИЕ, СИТУАЦИЯ (1970-е - начало 1980-х годов)

2.1. Встреча с чужим как событие: рассказы Е. Айпина.

2.2. Остраняющий герой в ситуации условного выбора: повести «В ожидании первого снега» Е. Айпина
и «Анико из рода Ного» А. Неркаги.
2.3. Фазы жизни сквозь стандарты нравоописания:
повести «В тени старого кедра» и «Я слушаю Землю» Е. Айпина.
2.4. Сравнение как событийная структура: повесть «Илир» А. Неркаги.
Глава III. АКСИОЛОГИЯ И ПОЭТИКА (середина 1980-х- первая половина 1990-х годов)
3.1. Интуиция связи: роман «Ханты, или Звезда Утренней Зари»
Е. Айпина.
3.2. Интуиция семьи: повесть «Белый ягель» А. Неркаги.
3.3. Интуиции врастания и боли: книга о вечном «Белые крики» Ю. В эллы.
3.4. Аксиология слова и композиции: книга «Вести из стойбища» и книга о вечном «Белые крики» Ю. Вэллы.
3.5. Ценность Другого: книга рассказов «Время дождей»
Е. Айпина.
Глава IV. КОНСТАНТЫ И ОНТОЛОГИЧНОСТЬ ФОРМ (середина 1990-х- начало 2000-х годов)
4.1. Круговорот и творение: повесть в рассказах «У гаснущего очага» Е. Айпина.
4.2. Вера и род: роман «Божья Матерь в кровавых снегах»
Е. Айпина.
4.3. Путь сквозь хаос: повесть «Молчащий» А. Неркаги.
4.4. Число и вечность: книга «Триптихи (Три по семь)» Ю. Вэллы.

с. 33 с

с. 141 с

с. 242 с

:. 375 :. 393 с
ЗАКЛЮЧЕНИЕ СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
с. 433 с
ВВЕДЕНИЕ

Хранящуюся в нашем личном архиве рецензию на один из выпусков сборника «Космос Севера», который был инициирован и редактируется нами (вышло четыре выпуска - 1996, 2000, 2002, 2005 гг.), известный в стране и за ее пределами писатель из аганских хантов Е. Д. Айпин начал с признания, казалось бы, не предусмотренного жанром. В основе признания - этническое позиционирование себя: «Меня с раннего детства поразила система
мироустройства у моего народа ханты. Точнее, его миротолкование, миропонимание, мироощущение. Существовала единая система, которая гармонично связывала человека с человеком, человека с Небом, с Землей, с небесными, земными и водяными Богами и Богинями. До сих пор я не знаю более совершенной мировоззренческой системы...». Примечательно в данном высказывании и то, как писатель подыскивает наиболее точное определение (система мироустройства, миротолкование, миропонимание, мироощущение, мировоззренческая система) того исходного абсолютного начала, которым он, зрелый человек, руководствуется с детства и не знает ничего совершеннее его. Очевидно, что каждое из зафиксированных определений не исчерпывает, удовлетворительно не описывает исходный феномен, но одновременно является важным, необходимым знаком характеристики последнего.
Феномен «Литературы народов Севера» давно вызывает «глубокий интерес не только в нашей стране, но и за рубежом». Исследователями осознается «удивительная» «большая близость» текстов данных литератур «духовным ценностям и культурно-психологической системе создавших их народов», «к народным истокам, к мифопоэтическому творчеству, к фольклорно-мифологической традиции», поэтому о произведениях мастеров слова неметафорически говорят «подлинно народны и национально самобытны» [Пошатаева 1988: 147, 150, 163]. Одни специалисты характеризуют путь младописьменных литератур народов Севера «от фольклорных форм до
высокохудожественных авторских произведений» как «историческое чудо», «культурный взрыв» [Якименко 1982: 150, 151], как «резкий скачок», который требует «серьезного осмысления», подчеркивают, что он «для многих явился загадкой» [Хайруллин, Бирюкова 1995: 6]. Другие полагают, что здесь отсутствует «некий особый путь литературного развития», а значит, правомерно рассматривать опыт северных литератур в соответствии с теми культурно-историческими этапами, что «прошли европейские народы в процессе своего духовно-эстетического развития (мифология, фольклор, героический эпос, гуманизм, классицизм, барокко, Просвещение, романтизм, реализм, модернизм)». И хотя специалисты вполне осознают, что «на этом пути изначально возникает значительное число вопросов, проблем, трудностей и даже возможных возражений», они последовательно работают именно в данной логике [Цымбалистенко 2003: 152-153], то есть исповедуют концепцию ускоренного развития по европейской модели.
Если исследователи обычно обозначают свою позицию относительно феномена творчества представителей младописьменных литератур как лишь один из вопросов истории и теории словесности, то Р. Г. Бикмухаметов первым сформулировал проблему данного феномена как фундаментальный, коренной вопрос научной рефлексии в этой сфере: «Нет до сих пор ответа на простой вопрос: а как же у племени рождается художественное слово? Как же произошло в советском содружестве прибавление полусотни письменных языков к дореволюционным двадцати? Более половины этих заговоривших впервые народов находятся в Сибири»; «(...) статистический подход все же не может раскрыть, как и почему взял в руки перо Владимир Санги или Джанси Кимонко, Юрий Рытхэу или Владимир Коянто. Конечно, этот путь был каждый раз разным»; «Все появляется вместе - и слово, и осознание его автором себя как писателя, и его читатель, слушатель»; «Пожалуй, только в молодых литературах можно воочию увидеть эту связь между духовным развитием художника и литературы, художника и народа»; «Нет увлекательнее дела

Логика создания и поиска «образцов-примеров» или, как их именует М.
Н. Пархоменко, «вершин-ориентиров» [Пархоменко 1978: 222] диктовала парадоксальность развития. Раз образцов не может быть много и если их круг уже сложился, то ревизовать его (даже время от времени) вряд ли целесообразно. Одновременно фиксация закономерности «ускоренного развития» требовала количественного подтверждения и как бы изменения списочного состава «образцов-примеров». Идея стабильности развития обусловливала стремление не к пересмотру оценок и репутаций, а к периодическому присоединению новых имен к кругу имен «образцовых». Это создавало эффект преемственности духовного опыта, опирающегося на прочный и постоянно совершенствующийся социальный фундамент. В отношении литератур народов Севера ходовыми становились вполне определенные формулы: «ростки... уверенно набирали силу», «совершенно новая ступень роста сознания», «ускорение идейного роста», «почувствовали себя выразителями общесоветских интересов» [Комановский 1970: 580, 584], «произошел заметный сдвиг» [Комановский 1974: 756]. Вместе с тем в теоретико-литературном сознании страны на рубеже второй и последней трети XX века наличествовало отчетливое понимание того, что «“идейность”, не став эстетическим качеством, превращается сплошь и рядом в профанацию правильных мыслей и положений», и не случайно исследователи апеллировали в этой связи к «ранним произведениям» Маркса, к его мысли о литературе как «поэтической ценности» [Гей 1962: 148]. В 1980-м официальные методологи открыто даже шутили, касаясь данной проблематики: «Не каждая
реалистическая мышь, говорил А. В. Луначарский, может гордиться своей причастностью к реализму» [Бушмин 1980: 219].
Социально-историческая трансформация страны в 1980-1990-е гг. привела к кризису идентифицирующих внутрироссийские явления механизмов, то есть к необходимости смены парадигм. Парадигмами традиционно именуются вслед за Томасом Куном [Кун 1975: 11, 27, 28] модели, способы