Философия слова и поэтическая семантика Осипа Мандельштама

• Автор: Меркель, Елена Владимировна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2002
• Место защиты: Владивосток
• Количество страниц: 177 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
Глава 1. ФИЛОСОФИЯ СЛОВА И СЕМАНТИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ ПОЭТИКИ ОСИПА МАНДЕЛЬШТАМА ПЕРИОДА «КАМНЯ»

Глава 2. КОНЦЕПЦИЯ СЛОВА И ПОЭТИЧЕСКАЯ СЕМАНТИКА МАНДЕЛЬШТАМА

ПЕРИОДА «ТтЭТА»

Глава 3. ТЕОРИЯ СЕМАНТИЧЕСКОЙ

ПОЭТИКИ И ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ОТКРЫТИЯ

ПОЗДНЕГО МАНДЕЛЬШТАМА

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ЛИТЕРАТУРА

ВВЕДЕНИЕ
Тема настоящей диссертации - «Философия слова и поэтическая семантика Осипа Мандельштама». Ее актуальность обусловлена тем, что, несмотря на большое количество работ по творчеству Мандельштама, посвященных его философии и поэтике, до сих пор остается малоисследованной сама «поэтическая материя» его лирики как некая структурно-семантическая целостность.
Возможно, это связано с отсутствием методологического алгоритма подобных исследований, ибо до настоящего времени лингвопоэтика оставалась в ведении лингвистики. Понятие поэтической семантики впервые ввел Ю.Тынянов в «Предисловии к книге «Проблема стиховой семантики» (Тынянов, 1977. С.253-254). Последняя при издании (ср.: Тынянов, 1965) получила название «Проблема стихотворного языка». Поэтическая семантика определяется Тыняновым как «наука о значениях слов и словесных групп, их развитии и изменении - в поэзии» (Тынянов, 1977. С.253).
Ю.Тынянов задался целью проследить «специфические изменения смысла слова, которые оно претерпевает под влиянием конструктивного фактора стиха» (Тынянов, 1977. С.254). Из тыняновского тезиса о деформировании слова в стихе - под влиянием метрико-ритмической структуры последнего - вытекает отличие слова поэтического от слова прозаического (в том числе и бытового), отличие, заметим, не учтенное А.Потебней (ср.: Потебня, 1976). Следует отметить, однако, что у Мандельштама рифмико-ритмическая структура не только и не столько деформирует семантику стиховых образов, сколько многократно усложняет ее.
Благодаря семиотическим разработкам Ф. де Соссюра, Г.Шпета, Л.Витгенштейна, С.Кацнельсона, Вяч.Вс.Иванова и др., понятие «поэтическая семантика» впоследствии сблизилось с термином «семиотика» и «поэтическая герменевтика». «Теория обозначения денотатов и вопросы истинности и ложности, - по справедливому суждению Вяч.Вс.Иванова, - лучше всего разработаны в логической семантике», а предметом изучения поэтической семантики является, по его словам, «теория смысла, то есть проблема передачи разными средствами одного и того же значения» (Иванов, 1987. С.372).

Значительный вклад в разработку проблемы поэтической семантики внесли отечественные и зарубежные структуралисты Р.Якобсон, Ю.Лотман, Я.Мукаржовский, Я.Славиньский, Ц.Тодоров и др. Якобсон, в частности, пишет: «Направленность на сообщение как таковое, сосредоточение внимание на сообщение ради него самого - это поэтическая функция языка. <...> Поэтическая функция является не единственной функцией словесного искусства, а лишь его центральной определяющей функцией, тогда как во всех прочих видах речевой деятельности она выступает как вторичный, дополнительный компонент» (Якобсон, 1975. С.202). «Селекция (выбор) производится на основе эквивалентности, подобия и различия, синонимии и антонимии; комбинация - построение предложения - основывается на смежности. Поэтическая функция проецирует принцип эквивалентности с оси селекции на ось комбинации. Эквивалентность становится конституирующим моментом в последовательности. <...> Однако поэзия и метаязык диаметрально противоположны друг другу: в метаязыке
последовательность используется для построения равенств, тогда как в поэзии равенство используется для построения последовательности» (Якобсон, 1975. С.204).
Особое значение Якобсон придает процессам трансформации обычного языка в поэтический, суть которой он видит в нарушении сходства между знаком и замещаемой реальностью. Он выделяет такие критерии поэтической речи, как «неоднозначность», то есть внутренне присущее, «неотчуждаемое свойство любого направленного на самого себя сообщения, расцениваемое ученым как «естественная и существенная особенность поэзии». Именно поэтому любое поэтическое сообщение потенциально представляет собой, согласно Якобсону, «квазикосвенную речь», которой присущи все те специфические и сложные взаимозависимости, которые ставит перед исследователем «речь в речи».
«Главенствование поэтической функции над референтивной, - пишет Р.Якобсон, - не уничтожает саму референцию, но делает ее неоднозначной. Двойному смыслу сообщения соответствует расщепленность адресанта и адресата, кроме того, расщепленность референции». Еще одной приметой поэтического языка является, согласно Якобсону, повторяемость, «обусловленная применением принципа эквивалентности к последовательности». Повторяемость «настолько характерна для поэзии, что могут повторяться не только компоненты поэтического сообщения, но и целое сообщение. <...> Это превращение

первых христиан (во время которых «вкушалась» плоть и кровь Господа, то есть слово воплощалось), на греческом же языке было написано Евангелие как Слово, «разрешающееся в действие», облекаемое плотью. Сакральным образом, объединяющим в себе эти начала, становится христианский символ Евхаристии, то есть таинства Причащения.
Однако в свете идеи христианского искусства как «подражания Христу», стихотворение можно прочитать и в другом ключе - не просто как поэтическое проникновение в сущность основного православнохристианского таинства, но и как модель христианского искусства, которое тоже есть мистериальное подражание, с одной стороны, но с другой -сакральная игра. На это указывает отсылка к сакрально-игровому началу в стихотворении («Все причащаются, играют и поют»), а с другой стороны, та атмосфера духовного веселья, пронизывающая стихотворение, которая отличает не только христианскую литургию, но и христианское искусство. Обратим внимание на то, что в финале стихотворения речь идет о «неисчерпаемом веселии», струящемся из «божественного сосуда»).
Стихотворение организовано рядом тождеств, устанавливающих тождество пространства и времени, малого и великого, сакрального и профанного. Ср.: «евхаристия» = «дароносица» = «божественный сосуд» = «целый мир» = «яблоко простое» = «зенит» = «вечный полдень» = «луговина, где время не бежит».
В свете логических построений Мандельштама творения христианского искусства должны содержать в себе тот же принцип тождества и быть пронизаны той же целостностью, что и «целый мир». Подобную идею мы обнаруживаем в «Заметках о Шенье» (1915?), где Мандельштам переносит органическую идею с мира на стихотворение. В частности, он пишет: «Чувство отдельного стиха, как живого неделимого организма, и чувство иерархии словесной в пределах этого цельного стиха необычайно присущи французской поэзии» (2, 163).

Где-то на рубеже 1912 года Мандельштам изживает макрообразные тенденции, и постепенно в художественный мир его стихотворений входят образы городской повседневности, квартирного интерьера, о чем, впрочем, много писалось в критике. Одним из первых в этом ряду стоит Н.Гумилев: «Встречные похороны, старик, похожий на Верлена, зимний Петроград, Адмиралтейство, дворники в тяжелых шубах, - все приковывает его