Творчество В. В. Набокова и традиции литературы романтической эпохи ("Защита Лужина", "Приглашение на казнь")

• Автор: Карпов, Николай Александрович
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2002
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 217 с.

Оглавление
Введение

Глава 1. Традиции романтической литературы в романе «Защита

Лужина»

Глава 2. Специфика использования романтических мотивов в

«Приглашении на казнь»

Глава 3. Романы В.Набокова и традиции романтического

повествования

Заключение

Библиография

Введение
Интертекстуальность как характерная особенность творчества Владимира Набокова не вызывает сомнений. Как не раз указывали исследователи, специфику именно набоковской поэтики составляет необычайная насыщенность текста разного рода аллюзиями и цитатами из произведений самых различных авторов и эпох. Как справедливо отмечает М.Медарич, «набоковская
интертекстуальность указывает на его понимание культуры как аспекта знаковой действительности, качественно тождественного незнаковой действительности. Литературное произведение, следовательно, черпает материал не только из жизни, но и из других, уже существующих литературных текстов» . Стоит заметить, что склонность к цитированию непрерывно растет у Набокова от произведения к произведению и достигает пика в последних англоязычных романах писателя. Чаще всего эти цитаты оказываются искусно запрятаны в текст, так что изучение набоковских произведений превращается в этом случае в расшифровку некоего весьма сложного кода. Работы такого плана составляют существенную часть зарубежной, а в последние годы и отечественной набоковианы2.
Весьма распространенной формой существования подтекста у Набокова становятся разного рода каламбуры, анаграммы,
1 Медарич М. Владимир Набоков и роман 20 столетия II В.В.Набоков: pro et contra. СПб., 1997. С.462.
" Среди новейших работ по изучению ViIггертекстуальности у Набокова можно назвать: Шадурекий В.В. Поэтика подтекстов в прозе В.В.Набокова. Дисс. на соиск. учен. степ, к.ф.н. Новгород, 1999: Shapiro G. Delicate Markers: Subtexts in Vladimir Nabokov’s "Invitation to a Beheading”. Middlebury Studies in Russian Literature. Vol. 19. New York. 1998; Tammi P. Russian Subtexts in Nabokov's Fiction. Tampere, 1999.
словесные кроссворды, что свидетельствует о главенствующей роли игрового начала в набоковской поэтике. По мнению современных исследователей, «игровой принцип определяет структуру всех произведений писателя» . Другая сторона набоковской интертекстуальности связана уже не с игровым аспектом произведений художника, а с влиянием на него предшествующей и современной литературной традиции.
Речь здесь может идти, прежде всего, о преломлении и переосмыслении этой традиции в набоковском творчестве. Хорошо известно, что Набоков при всяком удобном случае «открещивался» от малейших попыток усмотреть в его творчестве следы любых влияний, черты манеры того или иного автора, литературного направления. Столь ревностное отстаивание собственной уникальности и неповторимости может быть объяснено и тем фактом, что современные Набокову критики, говоря о влиянии на него, например, Кафки, Пруста или Гоголя, как правило, не пытались выявить специфику переосмысления писателем творческого опыта предшественников и тем самым превращали его в талантливого подражателя. Однако необходимо заметить, что, отрицая в своих произведениях какую бы то ни было подражательность, черты всякого нетворческого заимствования, Набоков не только не отрицал, но, наоборот, постоянно подчеркивал свою кровную, генетическую связь с русской (и шире - мировой) литературой. «Кровь Пушкина, - утверждал он в интервью, данному
Люксембург А., Рахимкулова Г. Магистр игры Вивиан Ван Бок (игра слов в прозе Владимира Набокова в свете теории каламбура). Ростов-на-Доиу. 1996. С.42. Об игровой поэтике Набокова см. также: Пимкипа A.A. Принцип игры в творчестве Набокова. Дисс. на соиск. учен. степ, к.ф.и. М.. 1999; Lilly М. Nabokov: Homo Ludens /7 Vladimir Nabokov. JI is I .i Id, I lis Work, His World. A Tribute. London, 1979. P. 88-102.

Детство в «Защите Лужина» (как и в некоторых других произведениях Набокова, имеющих автобиографический оттенок) предстает как некий идеальный мир, прежде всего, потому, что этот мир имеет четкую пространственную локализацию. Оппозиция «детство/зрелость» приобретает, таким образом, не столько временной, сколько пространственный характер. Герой фактически расстается с детством тогда, когда переезжает из деревенской усадьбы в город, который уже заранее представляется маленькому Лужину «невозможным, неприемлемым миром» (II, 313). Уже находясь в Берлине, герой совершает попытку «побега в детство», которое продолжает существовать для него в другом пространстве, но не в другом времени. В узком смысле миром детства в «Защите Лужина» является усадьба (в романе вычленяются отдельные черты «усадебного хронотопа»), в широком смысле - это Россия. Как отмечают исследователи, Набоков «создал себе свой образ России, символами которой были только язык, литература, сад его детства»1. Понятия детства и Родины были тесно связаны в сознании самого писателя, в какой-то степени они перекрывали друг друга. Однако в «Защите Лужина» совмещение этих двух планов происходит не только в силу биографических факторов, значение которых для всего творчества писателя уже подробно освещено исследователями. Рисуя детство Лужина, писатель отчасти следует и русской литературной традиции изображения этой поры жизни, начало которой положили Л.Н.Толстой в своей автобиографической трилогии, С.Т.Аксаков в «Детских годах Багрова-внука» (1858) и продолжил И.А.Бунин в «Жизни Арсеньева» (1927-1933). В этих
1 Любимова Т.Б. Явное вдали и скрытое вблизи (О традиции в современном западноевропейском искусстве) // Проблема единства современного искусства и классического наследия. М.. 1988. С,29.