Поэтика художественного пространства в прозе В. П. Астафьева : "Последний поклон", "Царь-рыба", "Прокляты и убиты"

• Автор: Букаты, Евгения Михайловна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2002
• Место защиты: Томск
• Количество страниц: 197 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
Глава 1. Художественное пространство в «Последнем поклоне». От образа «малого
мира» к образу трагического бытия
1.1. Композиция текста и субъектная организация
1.2. Социальное пространство в «Последнем поклоне»
1.2.1. Дом
1.2.2.Большой мир. Географическое пространство
1.2.3. Мотив путешествия
1.2.4.Ситуация «встреча - расставание» в «Последнем поклоне»
1.3.Мир природы как космос, определяющий существование человека
1.3.1. Ситуации выхода к онтологическому сознанию
1.3.2. Топос реки
1.3.3.Стихия земли
Глава 2. Художественное пространство в повествовании в рассказах «Царь-рыба»
2.1. Социальное пространство
2.1.1.Географическое пространство как модель социального пространства
2.1.2.Мотив переселения и образ опустошенного пространства
2.1.3. Боганида и Чуш как утрата утопии
2.1.4. Топосы дома, барака, лесной избушки, палатки, лодки
2.1.5. Чувство Дома и скитальчество как экзистенциальные
чувства персонажей
2.2. Природное пространство
2.2.1.Природная среда как стихия материальной жизни и как
проявление метафизической реальности
2.2.2.0браз неориентированного пространства. Тундра и тайга
2.2.3.Образ реки как горизонтальной ориентированности реальности
и как символ потока жизни
2.2.4.0браз гор как вертикальная ориентированность пространства и как граница жизни и не-жизни
2.2.5.Мотив скитания, временного пристанища и смерти
2.3 .Субъектная организация и культурные истоки авторской картины мира
2.3.1 .Субъекты пространственной точки зрения
2.3.2.Архаическая основа картины мира в «Царь-рыбе»
Глава 3. Художественное пространство в романе «Прокляты и убиты»
3.1. Субъектная организация и фабульная основа «Прокляты и убиты»
3.1.1. Слово повествователя
3.1.2. Фабульная основа
3.2. Художественное пространство в книге «Чертова яма»
3.2.1.Социальное пространство как утраченное пространство
3.2.2.Топос лагеря как антимира. Мотивы неправедного суда,
холода, голода
3.2.3.Образ родного мира в сознании персонажей. Миф о хлебном поле
3.2.4.Природное пространство и проблема богооставленности
3.3. Художественное пространство в книге «Плацдарм»
3.3.1. Ценностная переориентация антитезы Восток - Запад,
Сибирь - Россия и Россия - Германия
3.3.2.Плацдарм как пространство войны
3.3.3.Образ реки как мифологической преграды и рукотворного дца
3.3.4.Мотив смерти как жертвоприношения
3.3.5.Мотив связи как сохранения человеческого в
пространстве антимира
Заключение
Список использованных источников и литературы

ВВЕДЕНИЕ
Актуальность работы. Обращение к прозе В.П.Астафьева актуально, во-первых, в связи с судьбой русской литературы на рубеже ХХ-ХХ1 веков. Слом художественной парадигмы в конце века поставил вопрос о возможностях реализма в освоении реальности. Творчество В.П.Астафьева, охватывающее почти половину XX века, позволит не только выявить художественную концепцию мира у писателя, но и понять литературный процесс второй половины XX века. Во-вторых, самобытный путь В.П.Астафьева в литературе постоянно привлекал общественное и филологическое внимание, вызывал разные оценки и трактовки, поэтому исследование его главных произведений (как и всей прозы) актуально для прояснения художественного уровня и смысла его творений, для выявления философской концепции мира и человека. Актуальным представляется, в-третьих, переход от критического (идеологического) к филологическому (концептуальному) исследованию прозы
В.П.Астафьева; исследование в аспекте художественного пространства позволяет выйти за пределы узнаваемой современности и оценочности к картине мира, составляющей основу образа реальности.
Предметом исследования стала поэтика художественного пространства, так как художественное пространство несет основную миромоделирующую функцию, позволяет выявить универсальные представления писателя о бытии и человеке. Обращение к поэтике художественного пространства позволяет увидеть своеобразие воплощения национальной картины мира писателем.
Материал исследования. Для анализа художественного пространства выбраны три основных произведения В.П.Астафьева: «Последний поклон» (1957-1992), «Царь-рыба» (1972-1975), «Прокляты и убиты» (1992-1994), определяющие доминанту художественной системы писателя и ее эволюцию. Они близки своей жанровой природой, обозначенной автором как «повествование», т.е. воспроизведение реальности как исторического потока, вовлекающего в себя личность. Близость этих произведений в обращенности к историко-философскому аспекту воспроизведения национального бытия (осознание гибели национального уклада в конце XX века); в позиции автора, причастного к национальному бытию, но поднявшегося к позиции летописца, последнего хранителя высшего закона. «Прокляты и убиты», безусловно, отличаются от двух названных книг и меньшей фрагментарностью (две книги), и скрытым автобиографизмом героя, и меньшим присутствием автора в художественном мире произведения, вместе с тем жанровое

Далее идет рассказ о конкретных событиях или о ритуальном , сезонном действии (например, квашение капусты, детские игры, и т.д.) - уже «изнутри этого события (речь рассказчика и героя соединяется в несобственно-прямой речи).
Почти все главы завершаются точкой зрения повествователя и представляют выход в настоящее, извлечение морального урока, сентенцию, выход в будущее, обращение к потомкам, к богу, ко всему миру и ко всем людям (с обращением, призывом, молитвой), либо выход в мир сна (глубинное внутреннее пространство и время сознания героя).
Каждая глава - это углубление, погружение в прошлое1 и вынесение из него истины, ценности, выход к абсолютным, вечным категориям бытия (богу, любви, смерти, памяти).
Иногда зачин, вступление (место и время событий) и итоговое высказывание повествователя (моральная сентенция, резюме) не выявлены, остаются скрыты в конкретной ситуации, во взрослении героя, в обретении им какого-то опыта (например, главы «Залах сена», «Монах в новых штанах»). Но на фоне остальных глав их итоговый смысл просвечивает в главе, даже если он и не оформлен в финальном высказывании повествователя.
Заметим, что наличие итоговой сентенции становится почти обязательным в 3-й книге: во всех главах (кроме 2-й, 3-й). В Пой и 2-ой книгах эти сентенции (чаще - просто мораль) вытекают из сугубо конкретной ситуации. В 3-ей книге эти итоговые высказывания вполне взаимозаменяемы, практически об одном и том же (о вере, о памяти). В 3-ей книге нарастает их универсальность, всеобщность, отсюда (поэтому) форма молитвы.
Индивидуальная «рассказовая» интонация организует весь «Последний поклон» и объединяет сознание мальчика и сознание пожилого человека, умудренного жизнью.
Автор-повествователь проникает, проходит сквозь все границы: сквозь границы глав (из главы в главу продолжает нить повествования, летопись жизни) и сквозь границы времени: из настоящего в прошлое, из прошлого в настоящее и (вместе с автором) даже в абсолютное будущее, в вечность. Напротив, автор-персонаж может преодолевать только пространственные границы (и то иногда не может вернуться домой). Так в моменте повествования совпадают точки пересечения границ: с одной стороны, повествователь
Глава «Пир после победы»: «Это было в ту пору, когда все казалось радостным и от жизни ждались одни только радости. В немыслимо яркий, ослепительный день спешил я в родную деревню по левой стороне Енисея, по дачной местности» [5; 247].
«Дядя Вася. Сорока. Что я знаю о нем? Мало, слишком мало. Ах, если б все сначала! Если б можно было повторить жизнь! Даже писем Васи не сохранилось, лишь фотографии остались., он любил
При этом событий может быть одно или множество: ср., например, в главе «Зорькина песня» одно событие - выход мальчика и бабушки в лес (часто описывается не столько событие, сколько сезонное или ритуальное действо (игра, засолка капусты), описательность преобладает над событийностью, сюжетностью, - о чем ниже); и глава «Где-то гремит война»: дорога к тетке Августе, угроза смерти, встреча с конюхом -спасительницей, встреча с теткой Августой, охота на козла и т.д.
дароваться» [5; 140].