Мифопоэтика снов в творчестве Ф. М. Достоевского

• Автор: Кондратьев, Борис Сергеевич
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2002
• Место защиты: Арзамас
• Количество страниц: 302 с.

Мифопоэтика снов в творчестве Ф.М. Достоевского
I. Введение
Примечания
II. Глава первая. Сны как мифологическая
система в поэтике Ф.М. Достоевского
1. Мифологическое сознание и творческий метод писателя
2. Семантика и мифологическое единство

3. Основные авторские мифологемы снов в поэтике Достоевского
Примечания
III. Глава вторая. Онирическая традиция в ми-
фопоэтике Достоевского
1. Романтическая традиция'восприятия сна..
2. Религиозно-мифологическая традиция понимания сна
3. Роль национально-культурной традиции в мифопоэтике снов Достоевского
Примечания
IV. Глава третья. Функции снов в художественной структуре произведений Достоевского.
1. Символическая функция снов в структуре произведения
2. Композиционная функция сновидений
3. Мифологическая (сновидческая) композиция
Примечания
V. Заключение
Примечания
VI. Библиография

ВВЕДЕНИЕ.
Актуальность исследования. В последнее десятилетие мы наблюдаем повышенное внимание исследователей к универсалиям культуры - фундаментальным сферам сознания и духовнопрактической деятельности человека. В литературоведении этот процесс находит отражение в явно усилившемся интересе к проблемам мифологизма, что, видимо, связано как с преодолением методологической несвободы, так и с объективной необходимостью осмысления на рубеже столетий мирового и национального художественного опыта XIX- XX веков.
Однако мифологическое литературоведение даже при наличии фундаментальных теоретических исследований А.Ф. Лосева, Е.М. Мелетинского, В.Н.Топорова и др. пока еще не вышло на уровень масштабных трудов по истории отечественной словесности, что, несомненно, связано со своего рода концептуальным кризисом в оценке и осмыслении самого литературного процесса. Нельзя не согласиться с И. А. Есауловым, что истории русской литературы как научной дисциплины, которая «хоть в какой-то степени совпадала в своих основных аксиологических координатах с аксиологией объекта своего описания, пока еще не существует».2 Необходимость новой историко-литературной концепции, построенной с учетом национальной духовной традиции, сегодня вполне очевидна.
Собственно, попытки освоения православного подтекста русской словесности уже активно предпринимаются тем же И. А. Есауловым, В.А. Воропаевым, М.М. Дунаевым, В.А. Кошелевым,

A.M. Булановым, JI.В. Жаравиной, H.H. Старыгиной, С.М. Телегиным, а также Вл. Н. Ильиным, М.В. Лосской-Семон и др., хотя какой-то единой, общепринятой методологии, которая позволила бы соотнести две достаточно разные сферы - чисто духовную и чисто эстетическую пока еще нет. Традиция русской православной философии И.А. Ильина, Н.О. Лосского, СИ Булгакова и др. в полном объеме остается не освоенной.
Именно в национально-православном контексте разговор о мифологическом аспекте русского художественного сознания представляется значимым и продуктивным3. Исходя из понимания мифа как всеобщего феномена человеческого сознания4, мы неизбежно приходим к выводу о невозможности разговора о нации, религии, литературе вне определенной мифологии, которая как бы связывает «цепь времен», отражает в национальных образах-символах путь духовного развития. Один из основных символов русского художественного сознания - это мифологема Дороги, а мифология русской литературы в целом есть мифология духовного Пути. Любой же духовный путь возможен лишь как путь к Идеалу. Духовный же уклад русской нации (по крайней мере, вся ее история до XX века) немыслим без идеалов православных: именно православная вера была призвана придать жизни русского человека духовный смысл, став, по сути дела, воплощением национального Идеала. Однако обретение этого идеала невозможно без ощущения и понимания несомненности и истинности его единственной высшей правды, того, что русский философ И.А. Ильин называл «духовной очевидностью».5 И путь к Идеалу лежит именно в плоскости постижения са-

тегорий как время и пространство, в которых живут герои Достоевского? Ощущение времени и пространства писателем - это именно ощущение, не имеющее обязательного отношения к системе взглядов и логике. Почему у Достоевского практически нет пейзажа, но зато всегда подробно, многословно и картинно выписан интерьер? Почему общая тональность его романов воспринимается читателем как нечто серое, туманное, пасмурное (то есть в черно-белой тональности)? И почему, например, Раскольников идет убивать ста-руху-процентщицу летом, в самую жару, в середине июля, а вовсе не в дождь, не в слякоть, не в мокрый снег? На эти и подобные вопросы можно ответить, лишь приняв во внимание мироощущение писателя.
Но ни мироощущением, ни мировоззрением нельзя объяснить рассуждение Свидригайлова: «Привидения - это, так сказать, клочки и отрывки других миров, их начало. Здоровому человеку их незачем видеть... Ну а чуть заболел... тотчас и начинается сказываться возможность другого мира, и чем больше болен, тем и соприкосновение с другим миром больше, так что когда умрет человек, то прямо перейдет в другой мир» (6, 231). Или идею Подростка: «Мне сто раз, среди этого тумана, задавалась странная, но навязчивая греза: «А что, как разлетится этот туман и уйдет к кверху, не уйдет ли с ним вместе и весь этот гнилой, склизкий город, подымется с туманом и исчезнет как дым, и останется прежнее финское болото, а посреди его, пожалуй, для красы, бронзовый всадник на жарко дышащем, загнанном коне?» (13, 281).