Категория "художественная реальность" в поэтике романов В. В. Набокова

• Автор: Воронина, Ольга Юрьевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2002
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 178 с.

Оглавление
Введение
Глава 1. Многомерная реальность: миры романов Набокова
1.1. От «Машеньки» к «Дару»: семантическая структура образа мира в русскоязычных романах Набокова
1.2. Роман «Пнин» как воплощение набоковской модели многомерной художественной реальности
Глава 2. Категория художественной реальности в структуре романов Набокова
2.1. Сюжет как художественная реальность
2.2. Функция фабульных приемов в «Даре». Остранение как основа фабулирования
2.3. Роль структуры в формировании художественной реальности (на материале романа «Пнин»)
Заключение
Библиография
Введение
Создавая художественный текст, писатель стремится к сотворению мира, причем такого, в котором заложены механизмы непредсказуемого саморазвития1. Мир, воспроизводимый в художественной реальности Набокова, динамичен, бесконечен и полон метафизических загадок, несмотря на присущую ему узнаваемость - «доскональность рассудка и чувств» (Набоков А, 74). Все писавшие о Набокове, - от В. Ходасевича до А. Битова и В. Александрова и от М. Маккарти до Б. Бойда и Д. Джонсона - отмечали, что его произведения одновременно фантастичны и реальны, целостны и многомерны, существуют по тем же пространственно-временным и причинно-следственным законам, что и окружающий нас мир, и тем не менее, постоянно опровергают их (Ходасевич 38, Битов 5, Александров 3, Маккарти 27, Boyd 43 и 44, Johnson 52). Эти свойства и обнажение семантических и структурных элементов художественной конструкции в произведениях Набокова позволяют говорить о том, что модель набоковской художественной реальности подчеркнуто онтологична. «Онтология - основа бытия художественного мира Набокова, его первичные свойства, первопричины» (Рягузова 33,13).
Неортодоксальность онтологии как системы художественных приемов и эстетических воззрений, лежащей в основе художественной реальности Набокова, совпадает с утверждением самого Набокова о том, что роман, повесть или рассказ - это «новый мир, и наша главная задача - как можно подробнее узнать этот мир, впервые открывающийся нам и никак не связанный с теми мирами, что мы знали прежде» (Набоков JIJI, 23). Заявляя об этом, Набоков тем не менее нередко противоречил сам себе в своем стремлении определить степень новизны создаваемого писателем мира. С одной стороны, писатель для него - это Бог-демиург, творящий мир и
1 См. об этом: Лотман Ю. Проблема художественного пространства в прозе Гоголя // Труды по русской и славянской филологии. XI (Литературоведение); УЗТГУ, Вып. 209. - Тарту: 1968. - С. 330. Далее все ссылки

человека «с нуля». «Настоящий писатель, - говорится в эссе “Искусство литературы и здравый смысл”, - тот, кто заставляет планеты вертеться, лепит человека и, пока тот спит, нещадно мнет его ребро, - такой писатель готовыми ценностями не располагает: он сам их создает» (Набоков ЛЛ, 24). С другой стороны, Набоков считал, что писатель лишь преломляет ощущения окружающего мира и творит собственную реальность из отражений, вспыхивающих «на гранях кристалла». Так, называя Пруста «призмой», он говорит: «Величие подлинного искусства - в том, чтобы вновь найти, поймать и показать нам ту реальность, вдали от которой мы живем и от которой все дальше отходим по мере того, как плотнее и непроницаемее становится то привычное сознание, которым мы заменяем реальность - ту самую, так и не узнав которой мы рискуем умереть и которая просто-напросто и есть наша жизнь. Жизнь настоящая, жизнь наконец-то раскрытая и проясненная» (Набоков ЛЛ, 320). Сопоставление этих высказываний приводит к выводу, что художественная реальность для Набокова - новый универсум, не просто отражающий «так называемую действительность», но и раскрывающий в преломлении самые важные ее свойства, а писательское творчество - это и путь познания, и креативное действие, приближающее человека к Богу.
Данное исследование обращено к онтологии произведений Набокова, а точнее, к анализу его романов как многомерных художественных реальностей, «миров в регрессии» (Мгшоп 52). «Стереоскопичность дескриптивного уровня» (Медарич 28, 459), амбивалентность структуры и сюжета (Люксембург 24, 16-19), многоголосый нарратив и многие другие свойства, входящие в понятие поэтической многомерности, составляют принципиальное отличие набоковского метатекста от «семантических вселенных» других писателей. Но многомерность художественной реальности Набокова коренится не только в его поэтике. Мир как сложная иерархия уровней бытия и метафизических смыслов - тематическая
на теоретическую литературу и литературу о В. Набокове даются в скобках в тексте с указанием номера в

структура могла зародиться в набоковской лирике 1920 - 1930-х гг., где оказались противопоставленными миры России и Европы, родины и изгнания, воображаемой прекрасной реальности прошлого и фальшивопризрачной действительности настоящего и где лирическое «я» не могло занять устойчивого положения ни в одном из этих миров. Как заметил Ю. Левин, противостояние реального и воображаемого миров, свойственное дару Набокова, было подкреплено и усилено заложенным в его судьбе противопоставлением России и Европы. Это привело к тому, что у раннего Набокова сформировалась поэтика «двумирности», или «биспациальности»: «Пространство... чужбина... является центром в реальном (географическом) плане, но в ценностном плане оно выступает как периферия. Оно подается как не представляющая интереса наличная данность, безличное, аморфное, слабо дифференцированное вместилище авторского Я» (Левин 19, 327). Наличие у двух сфер существования - той, к которой стремится авторское Я и другой, в которой оно вынуждено пребывать, приводит к тому, что положение Я в мире, разделенном на «чужбину» и «Родину» оказывается «...сложно и неустойчиво. Сама ценностная структура как бы выталкивает Я в пространство “Родины”. Но... пространство “Родина”... является физически... и социально... недоступным; а на это накладывается еще и то обстоятельство, что [“чужбина”] - пространство, хотя и чуждое и “профанное”, но благополучное и безопасное, тогда, как [пространство “Родины”], сохраняя
черты сакральности... является “опасным” и... еще более чуждым, чем

[“чужбина”], пространством» .
Ю. Левин считает, что Набоков решает задачи, поставленные перед ним «двумирием» как жизненным и поэтическим феноменом, посредством поиска «мифологических» путей перехода из «чужбины» на «Родину». Но, как показывает наш анализ поэзии Набокова 1920 - 1930-х гг., и особенно стихотворений конца 1930-х гг., расхождение между «я» и миром у
20 Указ. соч., 329.