Традиции ранней русской драматургии в пьесах Владимира Маяковского

• Автор: Чебанова, Ольга Вадимовна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2003
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 153 с.

II.6 Автор 69 Глава
Человек в системе драмы
III. 1 Аллегории
111.2 Смена личины
111.3 Судьба комедии дель арте в России и творчество Владимира Маяковского
Глава IV
Время и пространство
IV. 1 Мистериальное время
IV.2 Искажения временного пространства. Поединок со временем
IV з "’Рот" и "этот" свет
Заключение
Библиография

Введение
1. Понятие традиции
Тема настоящего исследования - сопричастность Маяковского традициям драматургии рубежа ХУП-ХУШ в., традициям петровской драмы. Актуализация архаики в первой трети XX века - уникального времени с точки зрения плотности культурного материала, поддающегося разработке и ассимиляции, - делает подобные сопоставления возможными. Осмысление творчества какого-либо автора с точки зрения сопричастности классической традиции - достаточно обычный литературоведческий прием. Другое дело, что сама причастность футуристов традициям русской литературы нечасто попадала в круг интересов литературоведов (исключение - Хлебников).
Мы не будем останавливаться на причинах, побуждающих исследователей рассматривать творчество футуристов преимущественно в синхронном контексте. Кризис восприятия того или иного явления культуры обусловлен не только и не столько объективными трудностями, сколько подходом к историко-литературному материалу. Настоящее исследование носит типологический характер: проводя параллели между ранней русской драматургией и драматургией Маяковского, мы говорим прежде всего о приемах развертывания текста, которые оказываются общими для авторов конца XVII - начала XVIII вв. и Маяковского.
Литература русского авангарда - явление прежде всего синтетическое, аккумулирующее опыт не только словесных, но и других, иногда далеких, дисциплин (музыки, живописи и архитектуры).
Н.И. Харджиев заметил: «...Бывают эпохи, когда временные искусства сближаются между собой (например, ориентация поэзии символистов на музыку), но известны и такие случаи, когда литература тяготеет не к музыкальным построениям, а к зрительным образам...» [202; I; 18].

Если изучать литературоведческую классификацию стилей и эпох по ее происхождению, то, скорее всего, далеко не случайным окажется тот факт, что, по крайней мере, пять терминов пришли в литературоведение из искусствознания или были соотнесены с архитектурой, изобразительным и прикладным искусством. Таковы «барокко», «маньеризм», менее распространенный термин «бидермайер», родившийся в немецко-австрийской культуре, «импрессионизм», возникший во Франции (в виде пренебрежительной характеристики), и, наконец, «модерн», называющийся по-немецки «Jugendstil», а по-французски — «L'art nouveau».
К началу XX века именно архитектура выступает как некий методологический образец (в живописи - господство сюжетов и стилей, также отсылающих к архитектуре, - например, кубизма и конструктивизма).
Русский авангард, возникший в 1910-е гг., может быть рассмотрен как реализация определенного типа эстетического мышления, который обладает и сугубо специфическими, и повторяющимися от эпохи к эпохе признаками. «Маяковский - мифотворец - и об этом нужно сказать сразу - специфичен крайне заостренной, утрированной подачей самых расхожих тем и сюжетов своей эпохи (и дореволюционной, и советской), также тянувшейся к актуализации седой архаики. Его "средневековье" было изначально экзальтированным и одновременно упрощенным выражением ведущих традиций Серебряного века, как бы спародированным позднее большевистским мировоззрением 20-х гг. И в то же время его приверженность XVIII столетию, выявленная Тыняновым, отмечена глубочайшей соприродностью Маяковского духу древних культур, донесенными до его творческого сознания посредством одических жанров» [57; 26].

Маяковский также опирается на западноевропейскую систему религиозных жанров. Православию не свойственна (или не должна быть свойственна) театральность; важнейшие различия в форме православных и католических обрядов кроются в отношении к ней. Исследователи постоянно отмечают тенденцию к динамическому развитию зрелищности и превращение ее в театральность в католической службе. Так, в эпоху раннего средневековья церковь и театр не были противопоставлены: святую мессу приравнивали к трагедии,
священника, обозначающего Иисуса - к трагическому герою, а сам храм - к театру. [189, 157].
Католическая театральность носит аллегорический и символический характер; в ней проявляется стремление создать символ, исходя из конкретных, "реальных" явлений жизни. Как писал А. Лосев, в латинской культуре "символ дан символически-вещественно" [128, 91]. Именно через этот "вещественный" символ культура передает высокую идею - православная символика скупа в выборе материала, должного передать символическое содержание. Вот, например, как по признаку театральности воспринималось пещное действо: "Если же они
(католики. - О.Ч) будут укорять нас за пещь отроков, то нисколько не поразят нас, потому что мы не зажигаем пещь, но уподобляем восковые свечи с огнем и возносим по обычаю фимиам Богу и изображаем ангела, но не посылаем человека." [64, 244].
В ранней русской драматургии "католическая" составляющая присутствовала опосредованно. Напомним суждение И. Голенищева-Кутузова: "Комплекс польско-украинско-русской культуры 16-17 вв. не следует разбивать, исключая взаимные влияния, охраняя призрачные границы "самобытности", гораздо важнее братская связь на Востоке славянских народов. Вспомним лучше свободные дары на поприще