Поэтика романа Л.Н. Толстого "Анна Каренина" : Идиллические мотивы и эсхатологическая символика

• Автор: Суркова, Жанна Леонидовна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2003
• Место защиты: Иваново
• Количество страниц: 158 с.

Содержание:
Введение

Глава I. Идиллические мотивы в романе Л. Н. Толстого "Анна Каренина"

Глава II. Эсхатологическая символика в романе Л. Н. Толстого "Анна Каренина"

Г лава III. Поэтика финала романа "Анна Каренина"

Заключение

Список использованной литературы

ВВЕДЕНИЕ
Неизменно актуальной остается основная проблема человеческого существования - неизбывное присутствие смерти. Жизнь под угрозой смерти и смерть как мера жизни - постоянный предмет художественного осмысления для Толстого.
Существеннейшая толстовская антиномия выражена в вопросе, заданном в "Исповеди" сразу же по окончании работы над "Анной Карениной": "Есть ли в моей жизни такой смысл, который не уничтожался бы неизбежно предстоящей мне смертью?"1 Эта "вечная", старейшая проблема имела для Толстого, как для человека XIX столетия (в котором произошел разрыв религиозных, исторических, семейных связей) особое значение.
Высочайший уровень осмысления проблемы жизни, смерти и бессмертия, волновавшей Л. Н. Толстого, заявлен в трудах русских религиозных мыслителей конца XIX - начала XX века: Н. А. Бердяева ,
В. В. Вересаева3, К. Леонтьева4, В. Лосского5, В, В. Розанова6, И. Сан-Францисского7 и др.
По глубокому замечанию Роже де Гара, в творениях Толстого дано "не столько исследование человека, сколько творческое вопрошание о смысле жизни"8.
3. Хайнади отмечает, что "вряд ли можно найти мыслителя, который дольше, глубже и многостороннее занимался бы проблемой смерти, чем Лев Толстой"9. По мнению исследователя, автор "Анны Карениной" "ставил своей жизненной целью решить дилемму жизни - смерти". О теме "бытия и небытия"10 как средства структурирования этого романа Толстого пишет Ю. Г. Семикина.
О. В. Сливицкая, вслед за К. Леонтьевым (заявившим: "тот, кто изучает "Анну Каренину", изучает самое жизнь") видит уникальность романа в том, что произведение "обладает какими-то особыми

качествами, которые способствуют эффекту максимального жизнеподобия. Разумеется, они не сводятся к фотографическому подобию. Можно предположить, что в романе отразились какие-то фундаментальные законы бытия, - законы единые и для автора, и для персонажей, и читателей, благодаря чему все переживают и проживают жизнь, общую для всех и для каждого в отдельности"11 (курсив автора. -Ж С.).
Необходимо уточнить, что "эффект жизнеподобия", о котором пишет исследователь, - необходимое условие подлинности любого художественного текста, особенность же "Анны Карениной" еще и в грандиозном охвате эстетически высвеченных и оцененных явлений действительности.
Для Толстого же творчество всегда было средством духовной самоидентификации, он не мог писать, если не чувствовал в своей душе "руководителя в хаосе добра и зла" (62; 504), отсюда - напряженная философичность его прозы, что в свою очередь тоже является определяющей чертой русской словесности.
Ю. В. Мамлеев так сказал об этом: "В подтексте классической русской литературы (от Гоголя до Платонова), видимо, лежат глубочайшая метафизика и философия, которые, однако, зашифрованы в виде тончайшего потока образов. В этом смысле русская литература несет в себе философию значительно <...> более глубокую, чем, например, собственно русская философия (от Чаадаева и Успенского и т.д.), - так как образ глубже идеи, и именно образ может лучше всего выразить весь таинственный подтекст русской метафизики" .
Задача исследователя художественного текста состоит в том, чтобы идти вслед за автором, раскрывая законы, по которым "живет" произведение. И для Толстого этот путь - норма, своеобразная этика любого человека, пытающегося толковать текст. Он называл "бессмыслицей" отыскивание отдельных мыслей в художественном

пышным цветом, и хочется быть майским жуком, чтобы плавать в море благоуханий и насыщаться ими"31.
Но все же Оленин по-прежнему остается человеком, всецело погруженным в самого себя и абсолютно чуждым казакам. Его решение искать счастья в добре было только "умственной работой", но не внутренним голосом. Так же на неудачу обречена и попытка Нехлюдова ("Утро помещика") осчастливить своих крепостных. "Тяжело становится Нехлюдову оттого, - комментирует П. П. Громов, — что он "лезет" в чужую жизнь и пытается ее по-своему перепланировать, не понимая ни хозяйственных, ни духовных особенностей этой чужой жизни"32.
Оленин так и остался на периферии казачьей жизни, приезд его не имел никакого значения для обитателей станицы. "Исковерканное, слабое существо", жертва "сложного негармонического, уродливого прошедшего", Оленин остается сторонним наблюдателем патриархальной жизни.
Многозначительна в этом смысле заключительная сцена повести -отъезд героя из станицы: "Оленин оглянулся. Дядя Ерошка разговаривал с Марьянкой, видимо, о своих делах, и ни старик, ни девка не смотрели на него" (6; 150).
В повести "Казаки" начинает звучать одна из излюбленных толстовских тем - тема нравственного возрождения личности, понятая как восстановление прошлого, как возврат к изначальным, стихийным первоосновам бытия при соприкосновении с миром природы. Эта руссоистская мысль была близка Толстому всю жизнь.
Но все-таки точнее будет обозначить эту тему как тему обновления человека. С. Г. Бочаров писал по этому поводу следующее: "Толстой, кажется, ищет в человеке чего угодно, только не нового, он, напротив, апеллирует к первозданному, вечному, естественному, что лежит на дне