Лирика К. Случевского, философские воззрения в системе поэтического дискурса : Циклы "Думы", "Мефистофель", "Черноземная полоса", "Мурманские отголоски"

• Автор: Козырева, Алена Юрьевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2003
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 235 с.

Оглавление

Введение
Глава 1 Цикл «Мефистофель»
1.1. «Фауст» Гете и «Мефистофель» Случевского: особенности рецепции трагедии Гете в России и проблематика цикла
1.2. Художественное строение цикла
1.3. Аксиология и философский смысл цикла
Глава 2 Цикл «Думы»
2.1. Цикл «Думы» и дискурс 1880-1890-х годов
2.2. Полемический контекст и аксиология «Дум»
2.3. Дидактико-философский дискурс в «Думах»
2.4. Философское содержание «Дум»: проблема личности
Глава 3. Циклы «Черноземная полоса» и «Мурманские отголоски»
3.1. Реальное пространство: традиция и природа
3.2. Символическое пространство: проблема познания мира
Заключение
Примечания
Библиографический список
Введение

0.1. В истории русской лирики период 1880-1890-х годов определяется как «безвременье», эпоха поэтов «второго ряда», не создавших «ни новой поэтической идеи, ни завершенного установившегося стиля. (...) Творчество поэтов рассматриваемого периода отчетливо и осознанно выразило конец богатой поэтической эпохи, а новая эпоха для поэзии еще не настала»1. С другой стороны, поэзия этого времени, иногда называемая «пре(д)символизмом», подготовила наступление новой поэтической эпохи, осуществила «миссию перехода» (Е.В.Ермилова) к иной художественной системе - символизму.
Творчество К.К.Случевского занимает особое место в русской лирике конца XIX века. Воплотив в себе характерные особенности поэтического дискурса 1880-1890-х годов, поэзия Случевского по своему содержанию и стилистике выходит далеко за его рамки. Критики конца века указывают на такие черты поэтической манеры Случевского, как обилие прозаизмов, необработанность и «странность» поэтического языка, стихийность впечатлений, и одновременно - глубину мысли, мистицизм, своеобразие философского содержания.
Символисты (Бальмонт, Брюсов, Блок) дают высокую оценку многим поэтическим деятелям «безвременья», признавая их провозвестниками нового слова в поэзии. К.К.Случевский - один из признанных поэтов, чья роль в развитии русской поэзии несомненна и значительна. Бальмонт называет его в ряду трех выдающихся поэтов-символистов, наряду с Тютчевым и Фетом2. О том, что у Случевского «есть вещи удивительные и дерзновенные», пишет в дневнике Брюсов3. В числе особенно ценимых его произведений - ранние стихотворения «Статуя», «Мемфисский жрец», «Весталка», драматическая поэма «Элоа», книга стихов «Песни из Уголка», стихотворные циклы «Загробные песни» и «В том мире». При этом творчество Случевского

обнаруживает свою близость новым эстетическим установкам не только тематически, но и своей формальной стороной - «импрессионизмом» (К.Бальмонт), тяготением к символической образности.
Высокая оценка лидеров новой поэтической эпохи заставляет задуматься о поэзии Случевского как о явлении, скрывающем в себе механизмы перехода от одной художественной системы к другой, демонстрирующем возникновение эстетических принципов символизма. Творчество Случевского предстает сферой продуктивного и актуального эксперимента, результаты которого оказались чрезвычайно важны для последующего литературного развития.
Первые поэтические опыты Случевского, появившиеся в 1857-1859 годах в малозаметных изданиях - “Иллюстрации”, “Моде”, “Общезанимательном вестнике”, а в 1860 году и в “Отечественных записках”, получают высокую оценку А.Григорьева и Тургенева. Уже в начале своего поэтического пути Случевский создает произведения, резко отличающиеся от среднепоэтической продукции тех лет. Стихотворения «Мемфисский жрец», «Весталка», «Статуя», впоследствии высоко ценимые символистами, были написаны именно в это время.
В 1860 г. тринадцать стихотворений Случевского, при содействии Тургенева, были опубликованы в «Современнике». Появление стихотворений в журнале такого уровня привлекло внимание критики к начинающему поэту и одновременно ко всем уязвимым сторонам его поэтической манеры. Демократическая критика обрушила на Случевского град насмешек и пародий. Особенно резкими были отзывы и пародии Вас.Курочкина и
Н.Ломана в “Искре” и “Светоче”; с пародией выступил Добролюбов. Наибольшие нападки вызвали стихотворения «На кладбище» и «Ходит ветер избочась...», слишком «бесцеремонно» выразившие яркую индивидуальность поэта. Сам Случевский назвал позже все происходившее тогда “неистовой травлей”. Критика «Искры» стала причиной длительного поэтического

противоречие в их собственной жизни и которые с философическим равнодушием пройдут мимо целого семейства ремесленников, умирающих с голода. Он страшен не сам по себе: он страшен своей ежедневностью, своим влиянием на множество юношей, которые, по его милости, или ... по милости собственной робкой и эгоистической рефлексии, не выходят из тесного кружка своего милого я»31. Подобная трактовка заостряет, скорее, вопросы психологии, нежели борьбы добра и зла в религиозном и этическом смысле; свойства Мефистофеля как духа зла, явившегося завладеть душой Фауста, как участника битвы за его душу, снимаются. «Дьявол» помещается внутрь рефлектирующей личности.
Слияние Фауста и Мефистофеля в одном образе присутствует, как показывает Н.Д.Старосельская, и в романах Достоевского, являющихся наиболее ярким в русской культуре развитием «фаустовской» тематики: здесь «мы наблюдаем некий синтез, соединение в человеческой личности «двух бездн» - теоретических устремлений (Фауст) и практического осуществления (Мефистофель). На стыке этих черт и рождается ... подлинная фигура русского Фауста, как она представлена в последнем романе Ф.М.Достоевского»32. Впоследствии в общелитературной рецепции «Фауста» возобладает именно эта тенденция к синтезу, к слиянию Фауста и Мефистофеля33.
Таким образом, в рецепции «Фауста» постепенно происходит выдвижение на первый план образа Мефистофеля и мефистофельского начала в человеке. Мефистофель «все вместе взятое: он и «принцип», и двойник «Фауста», и вполне реальное лицо со своей душой...»34. Мефистофель оказывается внутри субъекта, провоцируя его двойническое расщепление. Ошибка Гете, следствием которой явилось перенесение дьяволического начала внутрь рефлектирующей личности и его отождествление с рациональностью, в том, что его дьявол - «это diabolus vulgaris высшего полета. Кривляясь и делая разные иронические ужимки, которые