Концепция человека в ранней прозе Михаила Кузмина

• Автор: Антипина, Ирина Владиславовна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2003
• Место защиты: Воронеж
• Количество страниц: 201 с.

Оглавление
Введение
Г лава I
Роман «Крылья» в контексте эстетических исканий литературы эпохи рубежа
Х1Х-ХХ вв
Глава II
Своеобразие стилизаций Михаила Кузмина
«Приключения Эме Лебефа» как «апробация новых эстетических идей»
«Подвиги Великого Александра»: идейное преодоление символизма
Заключение
Примечания
Список литературы
Введение
Михаил Кузмин был одной из самых ярких фигур русской культуры эпохи рубежа Х1Х-ХХ вв. Современники знали его как поэта, прозаика, критика, композитора и музыканта. Художник так прочно связан с «серебряным веком», что современники в своих воспоминаниях не мыслят этот период без него. Он сам был творцом времени: «Восемнадцатый век под сомовским углом зрения, тридцатые годы, русское раскольничество и все то, что занимало литературные кружки: газэллы, французские баллады, акростихи и стихи на случай. И чувствуется, что все это из первых рук, что автор не следовал за модой, а сам принимал участие в ее творении», - писал Н. Гумилев [126, 154].
Приход М. Кузмина в литературу был достаточно неожиданным даже для самого художника. После первой публикации в 1905 г. в альманахе «Зеленый сборник стихов и прозы», не получившей сколько-нибудь значительных отзывов (1), в 1906 г. с появлением в журнале «Весы» «Александрийских песен» о Кузмине заговорили как об «одном из самых тонких поэтов того времени» [28, 174], а выход его романа «Крылья» принес автору настоящую популярность.
Тем не менее уже в 1920-х годах, еще при жизни писателя, началось его забвение. Художник «строгий и беззаботный», художник «с радостною легкостью кисти и веселым трудом» [1, 457], он оказался несозвучен времени социальных перемен. Тихий голос М. Кузмина, обращенный к отдельному человеку, потерялся среди событий мирового масштаба 1930-х годов. Своеобразие творчества писателя, сочетание в нем самых разных тем и мотивов также в какой-то мере способствовало его забвению: Кузмин не поддается однозначной оценке, он многолик и его невозможно подвести под одну черту. В его прозе есть и Восток, и Древняя Греция, и Рим, и Александрия, и Франция XVIII в., и русское старообрядчество, и современность. Б. Эйхенбаум писал о творчестве М. Кузмина: «Французское изящество соединяется у него с какой-то византийской замысловатостью, "прекрасная ясность" - с витиеватыми узорами быта и психологии, "не думающее о цели" искусство - с неожиданными тенденциями»
[341, 348]. Сыграла свою роль и сложность творчества Кузмина: знаки мировой культуры, которыми оно насыщено, легко узнававшиеся в начале века, оказались недоступны читателю 1930-х, да и сами идеи его творчества потеряли прежнюю актуальность. В связи с этим в советское время Михаил Кузмин был почти забыт. В литературоведении тех лет он упоминается лишь как теоретик «прекрасной ясности». Только в 1990-х годах, спустя столетие после появления в литературе, имя Михаила Кузмина вернулось к читателю. Первое собрание его прозаических произведений было подготовлено и издано В. Марковым в Беркли (1984-1990) - наиболее полное собрание сочинений М. Кузмина на сегодняшний день. В России же сборники его стихов и прозы выходили отдельными книгами. К первым среди них относятся книга «Михаил Кузмин. Стихи и проза» (1989), включающая несколько рассказов, стилизации, пьесу и семь критических статей Кузмина, и том «Избранных произведений» (1990), в котором проза также представлена только стилизациями. «Бытописательные» произведения, или произведения «на современные сюжеты», в том числе и роман «Крылья», появились лишь в 1994 г. в сборнике «Подземные ручьи» (2). Это было наиболее полное из российских изданий до появления трехтомника «Проза и эссеистика» (1999-2000), в котором Первый том посвящен прозе 1906-1912 гг., Второй том - прозе 1912-1915 гг., Третий - критическим работам 1900-1930 гг., причем большинство из них републикуется впервые. В этом издании наиболее полно представлена «современная» проза писателя, а не только стилизованная. Последними на сегодняшний день являются сборники «Плавающие путешествующие» (2000) и «Проза поэта» (2001) (3).
Проза относится к наименее изученной части литературного наследия М. Кузмина. «Она всегда была как бы падчерицей», - заметил В. Марков [214, 163]. Современники ценили его прежде всего как поэта, ограничиваясь лишь общими наблюдениями о прозаических произведениях художника. Серьезное внимание на них обратили только В. Брюсов и Н. Гумилев, особенно выделявшие «Приключения Эме Лебефа», Вяч. Иванов и Е. О. Зноско-Боровский, впер-
реальности. Если символизм исходил из принципа двоемирия, то акмеизм отказывается от попыток проникнуть в небесную сферу ради мира земного, потому что вечный смысл есть и в земной реальности. Он объявляет «борьбу за этот мир, звучащий, красочный, имеющий формы, вес и время» [123, 113]. Символизм «выдвигал вопрос о роли человека в мироздании, индивидуума в обществе и разрешал его, находя какую-нибудь объективную цель или догмат, которым должно было служить» [131, 605]. Акмеизм «заново научился любить красоту в повседневных, плотских мимолетных мгновениях этой на глазах теряющей очертания жизни» [201, 214], призывал человека и художника прожить и пережить с максимальной остротой каждый момент своей земной судьбы. «Вся красота, все священное значение звезд в том, что они бесконечно далеки от земли и ни с какими успехами авиации не станут ближе», - писал Николай Гумилев в манифесте акмеизма, отвергая символистскую идею обретения крыльев человеком и призывая художников вернуть свои помыслы в земной мир [131, 606].
Акмеисты ощущали себя настоящими поэтами нового времени, в то время как символизм, по их мнению, лишь предчувствовал новый век (15). «,..С новым веком пришло новое ощущение жизни и искусства», которое символизм уже не мог передать [123, 116]. Акмеисты стремятся снять «наслоения тысячелетних культур» с образов [123, 114], чтобы почувствовать «самоценность каждого явления» [131, 605]. Однако акмеизм не отказывается от главной установки эпохи рубежа - стремления создать новую реальность, просто это должна быть иная реальность, чем виделось их литературным предшественникам. С этой точки зрения акмеисты оказываются не противниками, а продолжателями символистов в рамках более широкого направления - модернизма.
Творчество Михаила Кузмина оказалось на грани эстетических концепций эпохи рубежа. С одной стороны, с начала своей литературной деятельности он принадлежал кругам символистов: участвовал в их вечерах, печатался в символистских журналах. Тем не менее он «на наших пирах не бывал», - писал