Карамзин и Жуковский. История литературных отношений

• Автор: Коропова, Мария Александровна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2003
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 325 с.

Содержание
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. БИОГРАФИЧЕСКИЕ ФАКТЫ И ЛИТЕРАТУРНЫЕ
ОТНОШЕНИЯ
ГЛАВА 2. ЭЛЕГИЯ
ГЛАВА 3. ОДА
ГЛАВА 4. АЛЛЕГОРИКО-ЭМБЛЕМАТИЧЕСКАЯ ПОЭТИКА:
ДВЕ ИНТЕРПРЕТАЦИИ
ГЛАВА 5. БАЛЛАДЫ
ГЛАВА 6. ПРОЗА
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИЛОЖЕНИЕ 1. КАРАМЗИН И ЖУКОВСКИЙ:
МАТЕРИАЛЫ К ИСТОРИИ ЛИТЕРАТУРНЫХ
ОТНОШЕНИЙ
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИЛОЖЕНИЕ 2. К ТВОРЧЕСКОЙ ИСТОРИИ «ПЕВЦА ВО СТАНЕ РУССКИХ ВОИНОВ»: ИЗ ПЕРЕПИСКИ
ЖУКОВСКОГО И ВЯЗЕМСКОГО
ПРИМЕЧАНИЯ
ЛИТЕРАТУРА

Введение
Жуковский неоднократно называл Карамзина своим учителем («Как писатель, я был учеником Карамзина» [Жуковский 1902, 12, 19]; ср. также: «Большая половина жизни прошла под светлым влиянием его присутствия [...] Воспоминание о нем есть религия» [ПЖТ, 214]) и весь свой творческий путь отсчитывал с 1802 г., когда Карамзин напечатал в «Вестнике Европы» «Сельское кладбище».
Имена этих писателей традиционно соотносились в восприятии современников, начиная с Вяземского, и практически никто из писавших о творчестве Жуковского не обошел стороной вопрос о влиянии на него Карамзина. До сих пор, впрочем, не предпринята попытка описать историю отношений Карамзина и Жуковского в единстве биографических и собственно литературных аспектов, хотя эту тему и трудно отнести к разряду совершенно неизученных. Значение ее представляется тем большим, что она связана с принципиально важным вопросом об отношении Жуковского к наследию сентиментализма.
Вопрос этот был затронут уже Белинским, назвавшим Жуковского первым представителем романтизма в России; сходные суждения высказывались на протяжении последующих ста лет многократно (см., напр.: Виноградов 1887; Уханов 1888; Меречин 1975; Семенко 1975; Иезуитова 1989). Однако А.Н. Веселовский, автор до сих пор не утратившей научного значения монографии о поэзии Жуковского, обосновал противоположную точку зрения; собственно, вся его книга выстроена как развернутое доказательство тезиса о том, что Жуковский был верным последователем сентиментализма, наиболее ярко выразившим «эпоху чувствительности».

Свой вклад в полемику о литературном направлении Жуковского внес и Г.А. Гуковский, по мнению которого сама постановка вопроса (либо сентиметализм - либо романтизм) не верна, так как «Жуковский вышел из русского сентиментализма кармзинского толка и именно потому был романтиком, что сентиментализм - это и есть ранний этап романтизма, особенно сентиментализм данного толка» (Гуковский 1995, 13). Гуковский выделяет два типа русского сентиментализма, предопределивших развитие романтизма XIX в.: гражданскую поэзию
преддекабристского круга и «карамзинизм», а Жуковского называет «типическим явлением» для «карамзинизма».
A.C. Янушкевич, не соглашаясь с Гуковским, называет вопрос об отношении Жуковского к наследию сентиментализма одним из наиболее дискуссионных, особо отмечая, что «признание заслуг Карамзина и литературной традиции сентиментализма вовсе не означало прямое следование ей молодого Жуковского», который «рано проявил творческую самостоятельность и выступил ниспровергателем сентименталистской поэтики» (Янушкевич 1985, 59; ср.: Янушкевич 1988, 152-169). При всей очевидной
неадекватности этой характеристики Жуковского как «ниспровергателя» карамзинизма, Янушкевич, конечно, справедливо подчеркивает стремление Жуковского к литературной независимости: в XIX - XX вв. исследователей привлекали именно сходные или, как минимум, сопоставимые черты в художественных произведениях Карамзина и Жуковского: несовпадения и
разногласия, как правило, выносились за скобки.
Так, на определенные моменты общности литературной позиции Карамзина и Жуковского указывали А. Архангельский (Архангельский 1883) и Н.Д. Кочеткова, отмечавшая сходность

Показательно также, что в письме Николаю I, которое было написано для разъяснения истории с Булгариным и в котором Жуковский говорит, в частности, как раз о «литературных ссорах», он замечает: «Как писатель я был учеником Карамзина [...] Я жил, как писал: остался чист и мыслями, и делами» (Жуковский 1902, 12, 19).
В сентябре 1818 г., кроме эпиграмм, Вяземский присылает из Варшавы свое новое стихотворение «Петербург», ожидая традиционных комментариев «Ареопага», в частности, от Жуковского. Вяземский, видимо, остался не вполне доволен его критикой, сетуя Тургеневу на то, что Жуковский «как медведь; чтобы муху согнать со стиха, стих наповал убьет» (ОА, 1, 132). Читает стихи Вяземского и Карамзин, также советующий поправить многое «как в выражениях, так и в мыслях» (ПКВ, 65). Показательно, что Карамзин и Жуковский вместе обсуждают «Петербург» и сближаются в оценке стихотворения: оба в целом одобряют текст, однако высказывают ряд замечаний, относящихся, как можно с уверенностью предположить, в первую очередь к излишней либеральности «мыслей»; не случайно Вяземский упрекает Жуковского в отсутствии «конституционной крови» (ОА, 1, 132). О сходстве замечаний Карамзина и Вяземского упоминает Тургенев (ОА, 1, 174). Да и позднее, в мае 1822 г., печатая отзыв Вяземского об «Итальянской грамматике» («Сын Отечества». Ч. 79, №29), Тургенев подчеркивает, что «против совета Карамзина и Жуковского, оставил намеки свободомыслия» (ОА, 2, 257).
Лето-осень 1819 г. Жуковский проводит в основном при дворе вдовствующей императрицы в Павловске, где почти ежедневно навещает Карамзина, живущего, как обычно, в Царском. В Павловске Жуковский создает целый ряд стихотворений,