Гоголь и Пушкин: к особенностям литературного процесса 30-40-х годов XIX века

• Автор: Белоногова, Валерия Юрьевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2003
• Место защиты: Коломна
• Количество страниц: 151 с.

СОДЕРЖАНИЕ
Введение

Глава первая: ГОГОЛЬ И «ПУШКИНСКИЙ МИФ»

В ЛИТЕРАТУРЕ 30-х годов XIX века

1. Позиция Гоголя в литературной полемике первой половины 1830-х годов (статьи о Пушкине)

2. Образ Пушкина в «Ревизоре»

3. Становление художественной индивидуальности Гоголя и пушкинская традиция («Записки сумасшедшего», «Невский проспект»).

4. Гоголь в литературной критике 30-х годов

Выводы
Примечания
Глава вторая: МИФОЛОГИЗАЦИЯ ОБРАЗА ПУШКИНА В ТВОРЧЕСТВЕ ГОГОЛЯ 1840-х годов
1. Пушкинская традиция в поэме «Мертвые души» и «Выбранных местах из переписки с друзьями»
2. Мотив пушкинского учительства в «Выбранных местах из переписки с друзьями» и «Авторской исповеди» Гоголя как мифотворчество
3. «Пушкинский» эпизод в статье «О лиризме наших поэтов» и мифологическое сознание Гоголя-художника
4. Гоголевская мифологизация образа Пушкина как путь к преодолению внутреннего противоречия
Выводы
Примечания
Заключение
Литература

ВВЕДЕНИЕ
История исследовательской парадигмы «Пушкин-Гоголь» в критике и литературоведении насчитывает более полутора столетий. В известном смысле начало ей положил в свое время сам Гоголь, не раз обращавшийся к образу Пушкина в своем творчестве: художественном и публицистическом. В лирическом монологе седьмой главы «Мертвых душ» эта дилемма была метафорически сформулирована им в виде противопоставления «писателя возвышенного строя» и писателя, «дерзнувшего вызвать наружу... всю страшную, потрясающую тину мелочей», и сразу же подхвачена радикальными кругами русской интеллигенции и критики.
Одни подняли на свое знамя имя Пушкина. «Что бы ни говорили пламенные поклонники Гоголя, - писал, например, А.В.Дружинин, - нельзя всей словесности жить на одних «Мертвых душах». Нам нужна поэзия... Наша текущая словесность изнурена, ослаблена своим сатирическим направлением. Против того сатирического направления, к которому привело нас неумеренное подражание Гоголю, поэзия Пушкина может служить лучшим орудием»1. Другие связывали будущее русской литературы с продолжением традиций Гоголя. Кредо «гоголевского» лагеря было выражено, прежде всего, в статьях Н.Г. Чернышевского «Очерки гоголевского периода русской литературы».
Апологеты «пушкинского» и «гоголевского» направлений противопоставляли не столько творчество самих Пушкина и Гоголя, сколько деятельность их «последователей». И все-таки это в основе своей политизированное деление литературы наложило существенный отпечаток на всю критику XIX века. Пушкина, «поэта положительного, как жизнь на покое»2 и Гоголя, поэта-глашатая, поэта отрицания, противопоставляли И.С.Тургенсв, А.А.Григорьев и многие другие критики и литераторы. В
известном смысле, оппозицией «пушкинского» и «гоголевского» направлений (только с переменой предпочтений) навеяно и сделанное на рубеже веков В.В.Розановым радикальное противопоставление эстетических принципов Гоголя как художника «восковых» фигур и Пушкина как «символа жизни». Схематичное деление литературы на два направления по «идейному» принципу, естественно, сказалось на идеологически детерминированных построениях советского литературоведения в XX веке.
Что касается биографических и творческих связей и взаимоотношений Пушкина и Гоголя, то в их толковании в XIX веке сформировались и в целом прослеживаются до сих пор две тенденции. Приверженцы одной из них отстаивают идею творческого континуума, основанного на дружбе двух гениев. Это В.И.Шенрок, отчасти П.А. Кулиш, Н.А.Котляревский, Д.Н.Овсяннико-Куликовский, С.Н.Булгаков, В.В.Гиппиус, Г.П.Макогоненко и др. «Для противопоставлений их нет оснований, ... если иметь в виду не отдельные черты, свойственные индивидуальным дарованиям того и другого, а всю систему творчества», - писал Б.В.Томашевский3. Н.Н.Петрунина и Г.М.Фридлендер, суммируя историю спора вокруг личных и творческих взаимоотношений Гоголя с Пушкиным, сводят все их разногласия к малосущественным «различиям внутри сложных процессов формирования реализма»4.
Приверженцы противоположной тенденции (Н.И.Тарасенко-Отрешков, Б.Лукьяновский, А.С.Долинин, В.В.Набоков, Ю.Н.Тынянов, Ю.М.Лотман, И.П.Золотусский) ставят под сомнение внутреннюю близость двух писателей, склоняются к восприятию их взаимоотношений как некоего внутреннего противостояния. Противостояния', которое проявлялось и в сложном внешнем рисунке их знакомства и взаимодействия, и в глубинных движущих импульсах творчества.
Как ни парадоксально, но корни и той, и другой «версии» обнаруживаются в многоплановом наследии Гоголя. Этот парадокс до сих нор не объяснен. Так же, как до сих пор не определены причины сложностей

Тогда как свою близость с начальством по службе он формулирует иначе: «начальник отделения со мной на дружеской ноге». Потому что начальник отделения явно выше Хлестакова по Табели о рангах6'. Гоголь же в жизни постоянно демонстрирует свое почтение к Пушкину.
Эта двойственность в отношении Гоголя к поэту проявлялась и раньше. Вскоре после написания статьи «Несколько слов о Пушкине», где он с негодованием отзывался о слухах и сплетнях о поэте, Гоголь в письме А.С.Данилевскому (8 февраля 1833) тоже не прочь посудачить о нем. «Пушкина нигде не встретишь, как только на балах. Там он протранжирит всю жизнь свою, если только какой-нибудь случай и более необходимость не затащут его в деревню» (VIII, 57). Подобные оценки образа жизни Пушкина в этот период можно встретить в личной переписке барона Г.Ф.Розена, П.А.Плетнева. Гоголь явно передает слухи, потому что сам на балах, где Пушкин «транжирит свою жизнь», не бывает. Но этот слегка покровительственный тон по отношению к поэту - явный намек на близость, позволяющую Гоголю делать ему замечания как «гуляке праздному». Снова вспоминается сальериевское: «Ты, Моцарт, недостоин сам себя...»
Кстати, параллель между взаимоотношениями Гоголя с Пушкиным, с одной стороны, и гениально сформулированной в пушкинской «маленькой трагедии» дилемме двух типов Творца, с другой, проводилась тяготеющими к психологическому методу литературоведами не раз (Д.Н.Овсянико-Куликовский66, К.Ковальджи67 и др.). Посмотрим, насколько она правомерна.
Идея самоотверженного, жреческого служения искусству, действительно, близка Гоголю (в особенности, позднему Гоголю) не менее чем пушкинскому Сальери. В публицистике 1840-х годов он будет прямо говорить о высокой миссии поэта и высоких требованиях, которые предъявляются к художнику слова не только в творчестве, но и в быту. Достаточно вспомнить заключительный пассаж статьи «О лиризме наших поэтов» в «Выбранных местах из переписки с друзьями» - о том, что в России у всех живет «убеждение, что писатель есть что-то высшее, что он