Христианские традиции в творчестве Ф.М. Достоевского

• Автор: Иванов, Василий Васильевич
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2004
• Место защиты: Петрозаводск
• Количество страниц: 430 с.

Глава 1. Творчество Ф.М. Достоевского как «совестный акт»

Глава 2. Традиция духовного наставничества

2.1. Образ ребенка и тема детства в хрнстологическом аспекте

2.2. «Школа» князя Мышкина

2.3. «Церковь-Семья» Алёши Карамазова

Глава 3. Народно-христианская традиция молвы

3.1. Молва и принцип триалога

3.2. Евангельский Триалог и триалог Достоевского

3.3. Традиция исихазма и поэтика косноязычия

Глава 4. «Вопрошаиие идеального образа» как пожелание теофании

4.1. Теофанический принцип в романе «Преступление и наказание»

4.2. Евангельская метафора сна в романной поэтике
4.3. Евангельский принцип постановки женских персонажей
Глава 5. Традиции юродства и странничества
5.1. «Юродивый герой»
5.2. Образ шута-юродивого
5.3. Юродский жест-поступок и композиция произведения
Глава 6. Сакрализация «хронотопа»
6.1. Инобытийиое пространство и время
6.2. «Путь» в художественном пространстве и времени
6.3. «Теневой персонаж» и «вещие вещи»
Глава 7. Диалог иерархий
7.1. Поэтика иерархически маркированного «триалога»
7.2. Образ Христа: поэтическая теофания
7.3. «Сокровенное благовестие Достоевского»
Заключение
Библиография
1. Источники
2. Список использованной литературы
3. Литература на иностранных языках
4. Словари, энциклопедии, библиографии
Искание Бога, по мнению Достоевского, - цель всех, не только личных, но и народных движений, цель истории человечества.
Иустип Попович
В данном исследовании мы занимаемся изучением христианских и народнохристианских традиций в творчестве Ф.М. Достоевского. Анализ традиций духовного наставничества, юродства, юродствования, странничества, молвы на основе православной аксиологии и с учётом философско-эстетических категорий соборности, закона, благодати и теофании позволил нам существенно развить теоршо «полифонического романа» М. М. Бахтина. Мы доказываем, что «многоголосье», или «полифонимзм» «голосов» персонажей Достоевского в принципе сводим к трём «голосам». Это голос человека, Бога и «голос» «оппонента Бога». Поскольку при выявленном нами типе диалога человеческий голос является обращением к Богу, мы вводим термин «теофанический триалог». Вопреки утверждению Бахтина о «карнавальном мироощущении» как источнике творчества Достоевского мы показываем, что основным творческим импульсом писателя был «совестный акт» (И. Ильин), в ходе которого и начинает звучать третий «голос» «триалога».
У Достоевского человек стремится к Богу в его Сыновьей ипостаси, причём ищет и жаждет теофанически проявленного лика Божьего. В связи с этим всё действие в его романах связано с образом «христоподобного человека», а через него с образом Самого Христа. Связь художественных выразительных средств у Достоевского с христианской идеей и образом Христа осмысливается нами как универсальный поэтический принцип, получивший название «теофанического принципа поэтики». С этим поэтическим принципом связаны понятия «юродивый герой», «шут-юродивый», «сакрализация “хронотопа” и персонажа», «поэтика молвы» и другие.
Наша работа опирается на целый ряд трудов нескольких поколений учёных прошлого и настоящего. Назовём некоторые. Во-первых, это книга Иустина Поповича
«Достоевский о Европе и славянстве»1. Во-вторых, лекции и статьи финляндского исследователя первой половины XX в. Оскара фон Шульца2. В этот же ряд мы ставим монографию И. А. Есаулова «Категория соборности в русской литературе»3, ставшую заметным событием филологической науки последнего десятилетия прошлого века. Книга Есаулова «дает новое определение содержания русской литературы <...>. В заглавии работы указана одна категория - соборность, на самом деле их три: соборность, закон и благодать. Они не новы в тезаурусе русской духовной мысли, но впервые стали категориями филологического анализа»4.
Такой методологический подход позволил нам принять участие в разработке другой важнейшей эстетической и поэтической категории - категории «христианского реализма», которая была введена в научный оборот В. Н. Захаровым5. Мы согласны, например, с Захаровым, когда он определяет Православие вместе с его догматической сферой как образ жизни, мировосприятие и миропонимание парода, не отрывая второго (миропонимания) от первого («катехизис»)6. Именно так понимал христианство на Руси и сам Ф. М. Достоевский: «Говорят русский народ плохо знает Евангелие, не знает основных правил веры. Конечно так, но Христа он знает и носит его в своем сердце искони»7.
Нам близка мысль Захарова о том, что летописец Нестор перекликается в этом случае с идеей Ф. М. Достоевского «красота спасёт мир» (слова Мышкина в
1 Иустин Попович, преподобный. Достоевский о Европе и славянстве. М.; СПб., 2002.
2 См.: Шульц Оскар Фон. Русский Христос II Евангельский текст в русской литературе XXVIII - XX вв. Вып. 2. Петрозаводск, 1998. С. 31 -41; Шульц О. ф. Светлый, жизнерадостный Достоевский: Курс лекций / Ред., ст. В. Н. Захаров; коммент. В. Н.Захаров, А. Е. Кунильский; ст. А. Е. Кунильский, Н. В. Башмакова. Петрозаводск, 1999.
3Есаулов И. А. Категория соборности в русской литературе. Петрозаводск, 1996. См. также: Есаулов И. А Категория соборности в русской литературе (к постановке проблемы) // Евангельский текст в русской литературе XVIII - XX вв. Вып. 1. Петрозаводск, 1994. С. 32 - 60; Есаулов И. А. Пасхальный архетип в поэтике Достоевского // Евангельский текст в русской литературе XVIII - XX вв. Вып. 2. Петрозаводск, 1998. С. 349 - 362; Есаулов И. А. Экфрасис в русской литературе нового времени: картина и икона // Евангельский текст в русской литературе ХУШ - XX вв. Вып. 3. Петрозаводск, 2001. С. 43 - 56; и др. его работы.
4 Захаров В. II. Православные аспекты этнопоэтики русской литературы // Евангельский текст в русской литературе XVIII - XX вв. Вып. 2. Петрозаводск, 1998. С. 5.
5 Захаров В. Н. Христианский реализм в русской литературе (постановка проблемы) // Евангельский текст в русской литературе XVIII - XX вв.: Сб. науч. трудов. Вып. 3 / Под ред. В. Н. Захарова. Петрозаводск, 2001. С. 5 - 20.
6 В своем определении православия В. Н. Захаров находится ближе к истине, чем его оппоненты А. М. Любомудров и В. М. Лурье. Подробне об этом см.: Там же. С. 7.
7 Достоевский Ф. М. Дневник писателя. V. Влас // Гражданин. 1873.22 января. X» 4. С. 99.
пребывают, как ангелы Божии на небесах» (Мф. 22: 30). Чтобы уменьшить влияние закона личности на земле, человек должен отступить от закона кровавой еды: «Здесь же, в связи с вопросом о путях преображения, возникла формула, как будто прямо идущая от Фёдорова, но не нашедшая отражения в черновике статьи «Чем должна быть народная школа?»...: «Изменится плоть ваша (Свет Фаворский)», «Свет Фаворский: откажется человек от питания, от крови - злаки» (15; 245,246) ...этот тип автотрофного питания растений, строящих свой организм из самых простых неорганических веществ и солнечного света, «не убивая» другой жизни, у Достоевского обозначен «злаки»85.
Тем самым ребёнок в художественном мире Достоевского изначально ближе к Фаворскому свету, то есть к свету преображения земной природы человека. Это ангелоподобное существо живет в бессознательном ожидании Фаворской теофании. Вот почему дети так доверчиво обращаются за защитой к миру взрослых, так сильно страдают при отказе в такой защите. «Младенец» - в сущности, есть тот, кто питается «млеком», «млечный» ребёнок - тот, кто ещё не вскусил кровавой пищи убийства живого существа.
Князь Мышкин и Алёша Карамазов, столь близкие миру детства, возможно близки младенческому мироощущению ещё и по той причине, что закон их еды либо монастырский, как у Алёши (не изобильный и исключающий мясную пищу), либо близкий к монастырскому, как у Мышкина. Мышкин прямо говорит, что Шнейдер не только занимался лечением телесных недугов, но «брался и за духовное развитие».
Достоевский указывает на тенденцию сближения в будущем детей и тех взрослых, которые уже сейчас стремятся к святости. И это он показал на примере общения с детьми князя Мышкина и Алёши Карамазова, который в свою очередь воспринял традицию христианского натавничества от старцаЗосимы: «Не смущало его нисколько, что этот старец стоит перед ним единицей: “Все равно, он свят, в его сердце тайна обновления для всех, та мощь, которая установит наконец правду на земле, и все будут святы, и будут любить друг друга, и не будет ни богатых, ни бедных, ни возвышенных, ни униженных, а будут все как дети божии, и наступит
85 Гачева А. Новые материалы: к истории знакомства Ф. М. Достоевского с идеями Н. Ф. Федорова. С. 223 - 224.