Поэтическая софиология Ф.И. Тютчева

• Автор: Ширшова, Ирина Александровна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2004
• Место защиты: Иваново
• Количество страниц: 230 с.

Глава 1. СОФИОЛОГИЯ ПРИРОДЫ В ЛИРИКЕ Ф.И.ТЮТЧЕВА

Глава 2. СОФИЙНЫЕ ИСТОКИ ОБРАЗА РОССИИ (РОДНОЙ ЗЕМЛИ)'

В ЛИРИКЕ Ф.И.ТЮТЧЕВА

Глава 3. ВЕЧНАЯ ЖЕНСТВЕННОСТЬ В ЛИРИКЕ Ф.И.ТЮТЧЕВА

Глава 4. ТЕМА ЖИЗНИ И СМЕРТИ В ЛИРИКЕ Ф.И.ТЮТЧЕВА

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ПРИМЕЧАНИЯ

БИБЛИОГРАФИЯ

«...русская интеллигенция долго не имела органа... для метафизической лирики Тютчева..,» (1) - отмечал еще в начале XX века И.А.Ильин в статье с характерным названием «Одинокий художник». На наш взгляд, адекватное прочтение метафизической полноты (софийности) поэтического мира Ф.И.Тютчева все еще остается нерешенною задачею. С этим связана актуальность нашей работы. И одновременно в этом состоит ее цель - дифференцированная интерпретация лирики поэта с опорою на имманентные софиологические интуиции в их преимущественно христианском смысловом контексте.
История восприятия, изучения, осмысления тютчевского наследия знает самые разнохарактерные точки зрения и опыты его прочтения. Впервые обратил внимание читателей на стихотворения поэта Н.А.Некрасов, отметив в них глубину мысли (2). Близкий по многим взглядам Тютчеву А.С.Хомяков отмечал, что «он... насквозь поэт... в нем... натура античная в отношении к художеству» (3). Древнегреческая же традиция всегда исходила из единства эстетики и метафизики (4).
Из XIX века идут три разнохарактерных подхода к наследию Ф.И.Тютчева, назовем их условно: биографическим, метафизическим и идеологическим. Личность поэта и его наследие позволяют говорить как об их дифференцированных возможностях, так и о большей продуктивности их сочетания. Однако, заметим это сразу, в аспекте заявленной темы доминантным представляется второй путь (названный метафизическим).
Первый представлен знаменитой аксаковской биографией Ф.И.Тютчева 1874 г. (5), где его зять и наследник сосредоточивает свое внимание более на внешне-фактографической, нежели глубинно-содержательной стороне тютчевского мира, при этом во--след Некрасову указывая на «всегда неразлучный с... поэзией <Тютчева> элемент мысли» (6); третий подход (идеологический) принадлежит перу B.C.Соловьева (7), который в
знаменитой статье 1895 г., отметив в позитивном ключе поэтическое шеллингианство Тютчева, критиковал поэта, увлекая позднее своим пафосом даже о. Георгия Флоровского (8), за православный геополитический фундаментализм в его лирике (прежде всего - знаменитое стихотворение «Русская география» (9)) и историософской публицистике. Нам ближе второй — метафизический — путь. За ним стоит имя единственного тютчевского ученика — А.А.Фета. Последний гениально наметил ту сквозную характерологию тотальности тютчевского художественного мира,

которую мы называем в работе поэтической софиологией Ф.И.Тютчева: она «не предназначена, как философская мысль лежать твердым камнем в общем здании человеческого мышления и служить точкой опоры для последующих выводов; ее назначение - озярять передний план архитектонической перспективы поэтического произведения или тонко и едва заметно светить в ее бесконечной глубине» (10). Странно, но в XX веке этому имплицитному метафизическому фактору тютчевского поэтического мира внимания уделялось очень мало. Возобладали концептуальные (философские и структурно-описательные) подходы. Для В.Я.Брюсова, к примеру, Тютчев

буддист... Родина его души - в неузнанной поэтике небиблейского Востока. Мы все привыкли к тому, что поэтическое мировидение Тютчева традиционно соотносится в литературоведении со всепоглощающей безличной (дисперсональной) стихией, по крайней мере, в этом преимущественно видят концептуальную доминанту его художественного мира. «Человек — лишь «греза природы»». Его жизнь, его деятельность — лишь «подвиг бесполезный», — указывал еще в 1910 году В.Я.Брюсов на «исходную точку мировоззрения Тютчева», на «его сокровенное миросозерцание» и даже на «смысл его творчества», — «этим широким пантеизмом объясняется едва ли не вся его поэзия» (11). Эту псевдобуддистскую трактовку весьма убедительно корректирует (во всяком случае, аргументированно дополняет) в 1913 году С.Л.Франк, отмечая «непосредственность мистического реализма» у Тютчева, предполагающего
который кружит в воздухе...» (79). Здесь открывается глубочайший символический план. Горный (горний) предел - это уровень чистоты Бога. Недаром цветовая символика гор замыкается на абсолюте белого (именно белым изображается иконографический лик Св. Софии!) цвета в палитре туманного, снежного, светлого. Об этом пишет В.П.Океанский; анализируя философскую символику цвета у Тютчева, он пришел к интересному выводу, что метафизический Про-блеск порождает в поэтике ТютНчева трансгрессию блеска на все уровни ее внутреннего мира (80)
Лишь высших гор до половины Туманы накрывают скат... /55
(«Утро в горах», 1829)
Сквозь лазурный сумрак ночи Альпы снежные глядят... /68
(«Альпы», 1830)
На недоступные громады Смотрю по целым я часам, -Какие росы и прохлады Оттуда с шумом льются к нам!
Вдруг просветлеют огнецветно Их непорочные снега:
По ним проходит незаметно

Небесных ангелов нога... /155
(«Хоть я и свил гнездо в долине...», 1860)
Светились Альпы, озеро дышало... /155
(«Memento», 1860)