Поэтика ранней прозы Г. Газданова : Роман "Вечер у Клэр", рассказы 20-30-х годов

• Автор: Матанцева, Лариса Викторовна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2005
• Место защиты: Самара
• Количество страниц: 237 с.

Глава 1. Роман Г. Газданова «Вечер у Клэр»: у истоков формирования новой нарративной модели

1.1. Роман «Вечер у Клэр» как жанровый эксперимент

1.2. Автобиографический субъект в романе «Вечер у Клэр»

1.3. Топосы истории и символика повседневности в контекстуальном поле романа

1.4. Реальность «высших смыслов»: газдановская интерпретация

1.5. Константы «любовь» и «женщина» в художественном

мире романа

1.6. Способы деперсонализации действующих лиц второго

плана в лиризованном повествовании

Выводы
Глава 2. Экстраполяция художественных принципов поэтики Г. Газданова на новеллистическое творчество писателя
2.1. Рассказ «Товарищ Брак»: роль метамотивов, ассоциативного начала и интертекстуальности в развитии сюжета
2.2. Реальность иллюзий и иллюзия реальности в рассказе «Чёрные лебеди»
2.3. «Ошибка»: экзистенциально-психологическая реконструкция традиционного литературного сюжета в парадигме
новой реальности
Выводы
Заключение
Библиография
Творчество Гайто Газданова, одного из ярчайших представителей молодой эмигрантской литературы «первой волны», представляет несомненный интерес для современного читателя и исследователя. С одной стороны, четко очерченные, в духе реалистической традиции, психологически выверенные, объективированные (главным образом это относится к персонажам второго плана) характеры, с другой - всё подавляющая субъективность автора-повествователя. С одной стороны, налицо классически ясный, напоминающий лучшие образцы русской прозы язык, с другой - сложная, растекающаяся, разветвленная структура предложения, множественность смыслов, заключенных в слове, сосредоточенность на мелочах, возведение в абсолют на первый взгляд незначительного. На эту двойственность, заявившую о себе уже в ранних произведениях Газданова, сразу обратила внимание эмигрантская критика. Г. Адамович, впоследствии один из наиболее внимательных, вдумчивых исследователей творчества Г. Газданова, прочитав опубликованный в 1926 г. в пражском альманахе «Своими путями» рассказ начинающего прозаика «Гостиница грядущего», замечает: «Странность» Газданова не поверхностна, не в приемах и способах повествования, не в том, с чем свыкаешься. Она идет из глубин. Острое, жесткое, суховатое, озлобленно-насмешливое и прежде всего «странное» отношение к миру. Почти «сумасшедший дом» для человека уравновешенного, положительного. Не пленяясь, не радуясь - удивляешься» (4)1. Впечатление от первого рассказа Газданова свидетельствовало о новом мировосприятии, которое привлекло внимание Адамовича. Причина, вероятно, заключалась в особом философском видении начинающего автора, непривычном для русского эмигрантского читателя, и его неповторимой творческой манере.
Проза XX века становится по преимуществу лирической, о чем
1 Ссылки приводятся непосредственно в тексте работы с указанием порядкового библиографического номера цитируемого источника, тома и номера страницы.
свидетельствует появление так называемых «центростремительных романов» (термин Д. Затонского). В структуре романного жанра произошли смещения, вызванные сменой приоритетов: внутренний строй личности, ее эмоциональночувственная сфера вышли на первый план, обществу же в целом отводилась «фоновая» роль. В искусстве XX века принципиально иным стал подход к человеку, и художественное обобщение несет на себе отпечаток изменившегося отношения к проблеме литературного характера. Грань, отделяющая литературу XIX века от литературы нового времени, может быть обозначена так: классический реализм стремился к стереоскопическому изображению, где человек представал во всем богатстве своих проявлений и многообразии общественных связей, где предметом исследования был «типический характер в типических обстоятельствах» (Ф. Энгельс), а в литературе XX века возникает, если воспользоваться определением Р. Музиля из романа «Человек без свойств», «человек как симптом»; он лишен многих индивидуальных характеристик, но в его душевном складе отражена действительность, исполненная неразрешимых проблем и скрытых противоречий. Конечно, писатели в XX веке продолжали традицию реалистического романа («Тихий Дон» М. Шолохова, «Семья Тибо» М. дюГара), но наряду с этим возникала противоположная тенденция, выражавшаяся в разработке новых принципов построения художественного произведения, в создании нового типа романа, в котором придавалось больше значения «самодвижению» образа. В произведениях модернистов бытие постигается изнутри личностного существования, измеряется в антропологически значимых категориях. Оглядываясь на классическую литературу, испанский философ Ортега-и-Гассет отмечал, что интерес к интриге в современной литературе начинает слабеть и на первый план выходит иное: происходит не просто лиризация прозы, а лиризация эпического сюжета повествования. По мнению Ортеги-и-Гассета, в XX веке писателей интересуют не столько «приключения», то есть собственно перипетии сюжета действующих лиц, сколько внутренняя жизнь характеров, их трансформация в различных жизненных условиях. В отличие от прежних,
долгими часами, лежа в саду, я создавал искусственные положения всех людей, участвовавших в моей жизни, и заставлял их делать то, что хотел, и эта постоянная забава моей фантазии постепенно входила в привычку» (63, 20).
Присутствие некой «тайны» («Мне всю жизнь казалось, (..) что я знаю какую-то тайну, которой не знают другие; и это странное заблуждение не покидало меня» (63, 55)) и осознание своего предназначения делают жизнь героя противоречивой, как бы расколовшейся на два - совершенно самостоятельных - существования. Это жизнь внешняя, воспринимаемая как материал (а порой - импульс к возрождению нового - внутреннего - бытия), и собственно жизнь сознания, души. Характерно, что Николай чувствовал свою непохожесть на других, обусловленную своеобразием восприятия, еще в детстве, хотя не был к ней готов и не мог определить сути этого явления: «...бывали долгие периоды, когда я забывал о том мире внутреннего существования, в котором пребывал раньше. Изредка, однако, я возвращался в него (...) и замечал, что второе мое существо, одаренное способностью бесчисленных превращений и возможностей, враждебно первому и становится все враждебнее, по мере того как первое обогащается новыми знаниями и делается сильнее. Было похоже, что оно боится собственного уничтожения, которое случится в тот момент, когда внешне я окончательно окрепну. (...) Кроме того, мою внутреннюю жизнь я любил больше, чем другие» (63, 54-55).
Существование героя-повествователя протекает одновременно в двух реальностях — эмпирической и воображаемой. В жизни Николая Соседова все как у всех: приятели по кадетскому корпусу и гимназии, соседи, отношения с педагогами, священниками, родственниками, - а рядом с этим существует некая сказочная жизнь: Барбаросса, рыцари, путешественники, пираты, «черные паруса Летучего Голландца», причем постоянное присутствие этой воображаемой, полной чудесных превращений жизни герой ощущает не только в детстве. «Соскальзывание» в мир другой реальности возможно в минуты, когда герой поглощен нахлынувшим чувством, будь то «проживание» чужой, книжной, жизни или любовь к Клэр. Так, в ожидании встречи с Клэр гимназист