Мистические мотивы в прозе М.А. Булгакова : "Собачье сердце"

• Автор: Савина, Елена Александровна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2005
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 168 с.

Оглавление:

Введение. Обоснование темы. Обзор литературы

Глава 1. Гоголевские традиции в повести М. А. Булгакова «Собачье сердце». Единая «мистическая природа» писателей

1.1. «Бесовский человек». Общность антагонистов

1.2. «Творение божие». Животные-демоны в произведениях Гоголя и Булгакова

1.3. «Вот тебе и свадьба». Мотивы оборотничества и их взаимосвязь со свадебной символикой в творчестве Н. В. Гоголя и М. А. Булгакова

Глава 2. Мифологическая символика повести Михаила Булгакова «Собачье сердце»

2.1. «Шарик-пёс». Демонические черты животного в повести

2.2; «Важный пёсий благотворитель». Профессор Преображенский как предшественник Воланда

2.3. «Маленький опыт». Магическая природа операции

2.4. «Говорящая собачка». Религиозно-мифологическая основа образа Полиграфа Шарикова
Заключение
Библиография

В письме правительству СССР, датированном 28. 03. 1930 г., которое, вероятно, ещё многие годы будет оставаться: в центре внимания исследователей, М.А. Булгаков «совершенно добросовестно» (21, т. 10; с. 257) исполнил свой литературный («и он же есть политический») портрет. Среди «выступающих» в повестях писателя и перечисленных им черт, составивших этот портрет, Булгаков вспоминает про «чёрные и мистические краски (я - МИСТИЧЕСКИЙ ПИСАТЕЛЬ), в которых изображены бесчисленные уродства нашего быта, яд, которым пропитан мой язык, глубокий скептицизм в отношении революционного процесса, и противопоставление ему излюбленной и Великой Эволюции, а самое главное - изображение страшных черт моего народа, тех черт, которые задолго до революции вызывали глубочайшие страдания моего учителя М. Е. Салтыкова-Щедрина» (21, т. 10, с. 256).
Казалось бы, усомниться в правдивости столь смелого признания «опального» писателя, долгие годы хранившего негативные отзывы о своих произведениях, театральные рецензии, карикатуры на себя, невозможно. Тем не менее, «нечего и говорить, что * пресса СССР и не подумала серьёзно отметить всё: это, занятая малоубедительными сообщениями о том, что сатира Михаила Булгакова -’’Клевета"» (89, с. 472), пишет В.Я. Лакшин, не преминув, однако, «упрекнуть» Булгакова в «эмоциональных преувеличениях (Я - мистический писатель», «яд, которым пропитан мой язык» и; т. п.)» (89, с. 474). Едва; ли; можно назвать «эмоциональными преувеличениями» приведённые исследователем в пример слова человека, с горечью говорившего о себе в письмах: «Я ни за что не берусь уже давно, так как не распоряжаюсь ни одним;моим шагом, а Судьба берёт меня за горло» (21, т. 10, с. 307); «Судьба моя была запутанна и страшна» и «Не удивляйтесь моим скитаниям, ничего не сделаешь. Ну и судьба! Ну и судьба!» (21, т. 10, с. 61). Вероятно, писатель, стремящийся «стать бесстрастно над красными и

белыми» (21, т. 10, с. 257), мог видеть причины собственных бедствий не только или не столько в несовершенстве политического строя родной страны, цензурных препонах и регулярно появлявшихся в советской: прессе оскорбительных отзывах о своих работах. Саму проблему «художник и власть» Булгаков выводил за рамки политических отношений, ощущаясвой писательский долг как мистическое предначертание, независимое от взаимоотношений с идеологическими структурами. Мистическое видение окружающего мира, мистическое ощущение тяжёлой, довлеющей над ним Судьбы и веру в Высшую Справедливость, не всегда постижимую слабым разумом человеческим, Булгаков перенёс в творчество из собственной биографии, перенасыщенной; «таинственными недоговорённостями; провалами; и неразгаданными совпадениями» (88, с. 458), загадочными случаями и происшествиями.
Как известно, интерес будущего писателя к всевозможным обитателям так называемого «потустороннего мира» был отмечен людьми, близко знавшими Булгакова в юности. В «Жизнеописании Михаила Булгакова» М.О. Чудаковой приведена цитата из письма Н.П. Гдешинской, сестры одного из друзей Михаила Афанасьевича: «Любил всякую чертовщину. Спиритические сеансы. Рассказывал всякие чудасии...». Исследовательница отмечает, что «глубокое знание чертовщины» и обыгрывание её на бытовом уровне в 10— 15-х гг. XX века, «вызревание» этой темы издавна - таковы штрихи к биографии писателя» (167, с. 37-38). Ещё: более прямолинейно на тему мистики Булгакова высказался В.Я. Лакшин в «Булгакиаде»: «То, что Михаил Афанасьевич' Булгаков спознался с нечистой силой да ещё не оскорбил, а усмирил её, одомашнил: и взял в попутчики, как глумливого Коровьева, нагловатого Азазелло или бесцеремонного Кота, перестроило вокруг него весь быт и уклад, людей и обстановку» (88, с. 448). «Даже Елена Сергеевна, — продолжает Лакшин, — мало-помалу превратилась рядом с Михаилом Афанасьевичем в существо... отчасти оккультного толка, ...перевоспитались в колдунью, и на то есть весьма, авторитетные

рыльцем», с «мордочкой», оканчивающейся, «как и у наших свиней, кругленьким пятачком», козлиной бородой под мордой и небольшими рожками, способный «обратиться в коня» («Ночьперед Рождеством», с. 225, 202, 232); «чёрт с свиною личиною» («Сорочинская: ярмарка», с. 127); Басаврюк, чьи «волосы - щетина, очи - как у вола» («Вечер накануне Ивана Купала», с. 143). Оборотнем; является и появившийся: на свадьбе колдун «Страшной мести»: «вместо карих, запрыгали зелёные очщ губы засинели, подбородок задрожал и заострился, как копьё, изо рта выбежал клык, из-за, головы поднялся горб и стал козак - старик» (40; т. 1, с. 245) («клык» и «горб» могут быть названы зооморфными чертами, например, характерными признаками вепря).
Однако, с точки зрения народнопоэтических представлений, оборотень - это не только «человек, обратившийся, обращённый в кого или что-либо, но и предмет, существо, обернувшееся (обёрнутое) человеком» (32, с. 367). «В повествованиях об оборотнях грань между человеком и зверем:., проходит через самого оборотня: он и человек, и животное одновременно» (там же, с. 368). То есть оборотнями могут быть названы не только «бесы», в облике и поведении; которых присутствуют животные черты («свиная личина», «козлиная борода» и т.д.), колдуны / ведьмы, «оборачивающиеся» кошками, собаками, свиньями, но и животные, обладающие теми или иными; человеческими , чертами; и свойствами (умением читать, как Шарик, или стрелять из револьвера, как Бегемот).
И, наконец, люди (на первый взгляд, никоим.образом не связанные с «нечистой силой»), оказавшиеся в ситуации, когда их принимают за зверей, или выполняющие функции животных, несомненно, также могут считаться носителями оборотнических, то есть демонических черт.
Черти «Вечеров», «нечистая сила» «Вия», демон-паж Бегемот, «лучший шут, какой существовал когда-либо в мире» (21, т. 9, с. 507) и «Шарик-пёс» - безродные и бездомные, «изгои» и;«отщепенцы», изгнанные из пекла и обречённые скитаться по Земле. Л.Н. Афанасьев («Поэтические