Функционирование категории вещи в поэзии постсимволизма : на материале ранней лирики Б.Л. Пастернака

• Автор: Щедракова, Ольга Николаевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2006
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 215 с.

Глава 1. Категория вещи: опыт осмысления в литературоведческой и философской парадигмах
1.1 Трактовка вещи как объекта изображения в литературоведении. На примере работ А. Чудакова и JT. Гинзбург

1.2 Дихотомия «вещь - произведение искусства» в работах русской формальной школы

1.3 Вещь как синтез формы и материи у Аристотеля Стагирита. Непрерывность энтелехии
1.4 Вещь в антропологической перспективе у М. Хайдеггера и В.Н. Топорова. Бытие вещи как собирание мира

Глава 2. Функционирование категории вещи в поэзии Серебряного века

2.1 Идея самотождественности вещи: схема платоновскоаристотелевского конфликта как инвариантная модель

2.2 Платоновский этап: вещь как пункт отрицания в поэтической практике символистов

2.3 Аристотелевский этап: вещь как гармония двух начал в акмеизме. Примат формы

2.4 Принцип «новой вещи» в футуризме. Формальный эксперимент.

Примат материи

Глава 3. Вещецентрнзм художественной системы как определяющая черта раннего творчества Б.Л. Пастернака
3.1 Раннее творчество Б.Л. Пастернака в контексте поэтики авангарда
3.2 Вещь как объект изображения. Образ вещи в ранней лирике Б.Л.Пастернака
3.3 Материя как первооснова мира. Актуализация концепта на формальном и содержательном уровнях
3.4 Вещь как конструктивный принцип. На примере книги стихов «Сестра моя жизнь»
Заключение
Список литературы

В литературоведении существует своего рода аксиома, что художественное произведение должно содержать образы вещей. Столь же самоочевидным представляется определение вещи как материального продукта человеческой деятельности, артефакта. На этих двух логических допущениях основана не одна литературоведческая концепция, начиная с теории художественного мира произведения и заканчивая теорией детали. Понятия, как правила, не совпадают по объёму: художественный мир не исчерпывается его предметным компонентом, деталь не обязательно является вещью, а вещь функционирует не только как деталь. Остаётся открытым вопрос о соотношении вещного мира и урбанистического пейзажа, а также пейзажа как такового и многие другие вопросы. Чем реже мы задумываемся о сущности вещи, тем труднее на них ответить.
Это обусловливает актуальность темы данного исследования. Эпиграфом к нему могут служить слова А. Чудакова - автора, близкого нам по ценностным критериям: «В работах о русских писателях иные сферы изучены достаточно подробно <...>, другие же - не столь или почти совсем нет. Такою является предметный мир литературы. Между тем <...> изображённая в литературе вещь, природный или рукотворный предмет -феномен, сопоставимый с изображённым событием или человеком»1. Соглашаясь с этим мнением, следует добавить: если вещь как объект изображения иногда попадает в поле зрения исследователей, то вещь как категория не рассматривается почти никем.
Парадоксальность сложившейся ситуации заключается в том, что практически никому из литературоведов при анализе сферы образности того или иного автора не удавалось избежать упоминания о специфике авторского воплощения вещи. В результате мы имеем уникальную историю вопроса - на уровне отрывочных замечаний и упоминаний. Она рискует превратиться в бесконечный перечень цитат об особенностях вещных миров различных
1 Чудаков А. Слово - вещь - мир. М.: Современный писатель, 1992. С.5. Здесь и далее курсив мой.

авторов, друг с другом не соотносящихся и в типологию не выстраивающихся в силу своей разнородности. Отдельным предметом исследования феномен вещи становится редко, при этом традиционный формат его рассмотрения - развёрнутая статья или раздел монографии, примером чему могут служить работы Л.Я. Гинзбург, В.Н. Топорова, А.П. Чудакова. Как правило, сущностного определения вещи в них не предлагается, поскольку оно представляется самоочевидным. Образы вещи рассматриваются в контексте быта описываемой в произведении эпохи, а также в соотнесении с лирическим героем (поэзия) или системой персонажей
(проза). Единичная вещь как явление самодовлеющее и онтологически
** 2 независимое, как «полномочный представитель безусловного бытия»
внимание исследователей привлекает редко и не надолго.
С нашей точки зрения, сведение вещи к пластическому образу, «декорирующему» задний план произведения, во многом упрощает и схематизирует исследовательский подход. Основная гипотеза работы заключается в том, что в истории мировой литературы можно выделить эпохи, в которые вещь функционирует как категория, во многом формирующая общий культурный контекст и определяющая специфику авторских художественных систем. Такие эпохи закономерно называть вещецентричными. Одной из них является Серебряный век русской поэзии, в частности, его постсимволитский период, выявивший особенно наглядно и отчётливо моделирующие функции категории вещи.
Уже на рубеже XIX - XX вв. вещь как пункт утверждения или отрицания неизменно присутствует в мировоззренческих дискуссиях философов, поэтов, художников. Т.В. Казарина отмечает, что «предмет, вещь в начале XX века становится едва ли не главным “персонажем” манифестов и творческих деклараций для множества литературных групп и направлений, на практике следовавших разным эстетическим программам, но “солидарно” заявлявших о желании “видеть вещи по-новому”, “сталкивать предметы в
2 Казарина Т.В. Три эпохи русского литературного авангарда. Самара: Самарский университет, 2004. С.94. Курсив автора.

связывает именно понятие движения, в которое Аристотель вкладывает несколько иной смысл, нежели его предшественники. С этой точки зрения аристотелевская концепция вещи, возможно, самая характерная, самая «греческая» во всей древнегреческой философии.
Чувственно воспринимаемый мир, образованный совокупностью конкретных единичных вещей, явлений или созданий, описывается, прежде всего, в терминах становления и метаморфозы, которые можно определить только через понятие движения. Движения самого по себе не существует, или, используя терминологию Аристотеля, оно не образует высшего рода бытия - бытие присуще ему вторично. В нём необходимо мыслить нечто действующее (перводвижущее, третье начало вещи) и претерпевающее (материальный субстрат), вместе образующие вещь - ибо «движения ...не бывает помимо вещей» (288). При этом в системе Аристотеля движение является центральной категорией, началом, обеспечивающим существование эмпирического мира. Философ отказывается от его упрощённого понимания как посредника между двумя положениями (перемещение в пространстве) или состояниями (качественное изменение) вещи. Движение оказывается напрямую связанным с понятиями возможности (dynamis) и действительности (energia, entelechia): «Я под движением разумею
осуществление сущего в возможности как такового» (289).
Данные понятия нуждаются в дальнейшем уточнении. Под возможностью Аристотель понимает то, что выступает при возникновении той или иной вещи как материя. Знаменитое определение материального субстрата: «...под материей я разумею то, что само по себе не обозначается как суть вещи, ни как что-либо количественное, ни как что-либо другое, чем определено сущее. ...Существует нечто, о чём сказывается каэ/сдый из этих родов сущего и бытие чего отличается от бытия каждого из них» (190). При такой релятивизации понятия материи становится понятно, почему «Метафизика» не может предложить в качестве