Семантика календаря в художественном мире Пушкина : дни недели, времена года

• Автор: Гайворонская, Людмила Васильевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2006
• Место защиты: Воронеж
• Количество страниц: 242 с.

Глава I. Дни недели
1.1. Понедельник
I. 2. Пятница-судьба
1.3. Дни недели, втянутые в смысловое поле ПЯТНИЦЫ
(четверг, воскресенье)
I. 4. Суббота
Глава II. Времена года
II. 1. «Ох, лето красное! любил бы я тебя...»
И. 2. «Уж небо осенью дышало...»
II. 3. «И рады мы проказам матушки зимы...»
II. 4. «Так в землю падшее зерно весны огнем оживлено...»
Заключение
Список использованной литературы

Время и пространство образуют структуру мироздания. Такая же фундаментальная роль принадлежит им в художественном мире, более того, они во многом раскрывают и индивидуальный облик писателей - творцов этого мира. Поэтому ученых-филологов в последние полстолетия особенно занимают вопросы о формах и способах конструирования пространства и времени творческим сознанием («хронотоп» М.М. Бахтина, понимание текста как пространства у В.Н. Топорова и др.). Однако отношения между этими составляющими неравноправны изначально. Пространство находится в «подчинении» у времени: с действием времени связаны метаморфозы пространства, через идею времени может быть объяснено и сюжетное движение. И если говорить о художественном моделировании времени, то в этой перспективе особенно интересно творчество A.C. Пушкина.
Литературоведы описывали «пушкинское» время в двух основных аспектах.
Во-первых, это работы, посвященные художественной онтологии и поэтике времени в пушкинском творчестве. Среди них можно назвать, к примеру, наблюдения В.А. Грехнева1 над трансформацией у Пушкина элегического времени или размышления Е.М. Таборисской2 над сложным соотношением в пушкинской лирике истории, биографии поколения и воображаемой автобиографии поэта. Среди зарубежных исследований отметим работу С. Евдокимовой, построенную на принципе комплементарности исторического факта и мифа (вымысла)3.
Во-вторых, это работы, напрямую связанные с изучением пушкинского календаря. Поводом для подобных разысканий стало знаменитое 17-е примечание к роману «Евгений Онегин» о том, что в нем «время расчислено по календарю». И целый ряд пушкинистов (от Г.А. Гуковского до С. Шварцбанда) и,
1 См.: Грехиёв В.А. Мир пушкинской лирики. - Нижний Новгород, 1994.
2 См.: Таборисская Е.М. Феномен «самостоянье человека» в лирике Пушкина: Автореф. дис. ... д-ра филол.
наук. - Воронеж, 1997.

особенно, комментаторов «Онегина» (таких, как В.В. Набоков, Ю.М. Лотман, А.Е. Тархов) занимался уяснением внутренней хронологии романа и ее соотнесением с историческим временем, предлагая при этом различные, иногда взаимоисключающие версии понимания «календаря».
Наличие такого рода несоответствий и противоречий заставило некоторых пушкинистов усомниться в самой постановке проблемы, что категорически было резюмировано B.C. Баевским: «Время романа - не столько историческое, сколько культурно-историческое, вопросы же хронологии оказываются на периферии художественного зрения поэта»4. И за последние два десятилетия было предложено несколько таких альтернативных - «антихронологических» (или, вернее, «метахронологических») - подходов к пониманию календаря и «Онегина», и некоторых других пушкинских произведений. Сошлемся, к примеру, на работу В.А. Кошелева, в которой организация времени в романе рассматривается в проекции на канву православного календаря5, на заметку Д.Н. Медриша, в которой показывается отражение в пушкинском творчестве фольклорных примет временного цикла6, или - на статью Н. Кондратьевой-Мейксон, в которой анализируются несовпадения между пейзажами и датировками в «Капитанской дочке» и выявляется смысловая логика таких несовпадений
В русле этого иного подхода отдельно нужно упомянуть об исследовании А.И. Иваницким историософских и инициационных смыслов зимы в цикле пушкинских произведений8 и о работе A.A. Фаустова, в которой были раскры-
’ См. Evdokimova S. Pushkin’s Historical Imagination / Svetlana Evdokimova. - New Haven; London: Yale Univ. Press, 1999.
4 См.: Баевский В. «Сквозь магический кристалл»: Поэтика «Евгения Онегина», романа в стихах А. Пушкина. -М.: Прометей, 1990. С. 116.
3 См.: Кошелев В.А. Евангельский «календарь» пушкинского «Онегина» (к проблеме внутренней хронологии романа в стихах) // Евангельский текст в русской литературе XV11I-XX веков: Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр: Сб. науч. тр. - Петрозаводск, 1994.-С. 131-150.
6 См.: Медриш Д.Н. Язык поверий и примет: Пушкин и народный месяцеслов // Русская речь. - 1993. - № 5. -С. 92-96.
7 См.: Кондратьева-Мейксон Н. По какому календарю?.. (Время и пейзаж в «Капитанской дочке») // Вопросы литературы. - 1987. - № 2. - С. 168-176.
8 См.: Иваницкий А.И. Исторические смыслы потустороннего у Пушкина: К проблеме онтологии петербургской цивилизации. - М.: Российск. гос. туманит, ун-т, 1998.

том романа и влияющий на его подводные течения: роковая любовь Онегина и Нина Воронская; загадка о замещении имён во главе «Имянины»; кроме того, заслуга исследователя и в реабилитации интеллекта героя), невозможно согласиться с убеждением автора в «абсолютной невиновности» (.не-демонызме) героя, якобы ставшего жертвой «демонической Нины» в Татьяне. Иногда в работе А.Б. Пеньковского присутствуют определённые «натяжки» в угоду выбранной концепции. Например, определённую двусмысленность жеста Онегина, склоняющегося к Татьяне (во сне), усмотрел В.М. Маркович. Близкую нам точку зрения высказал А.Е. Тархов: это намерение Вампира69. А.Б. Пенысовский трактует эту ситуацию как проявление слабости, чуть ли не детской. Ученый почему-то не берёт во внимание предыдущие строки: «Онегин тихо увлекает Татьяну в угол и слагает Её на шаткую скамью» [VI, 106]. Чтобы «увлекать» и «слагать», нужны не детская сила и не намерение ребёнка искать защиты. Нам кажется большим преувеличением и утверждение о «жгучем любовном слоге» французского «подлинника» - письма Татьяны. В данном случае нет смысла и возможности оговорить все оригинальные «доказательства» «не-демонизма» Онегина в работе А.Б. Пеньковского, поскольку мы убеждены в обратном.
Вернёмся к признанию Татьяны, в котором героиня поставила вопрос о двойственной сущности Онегина. Как было сказано ранее, до написания письма Татьяна пытается угадать личность Евгения с помощью литературных масок, однако в своём послании она описывает, в первую очередь, своё узнавание ангела в Онегине, и вряд ли лукавит: «Я знаю, ты мне послан Богом, До гроба ты хранитель мой» [VI, 66]. И далее читаем строки, отражающие зеркально, со знаком «минус», нашептывания искусителя в стихотворении «Демон», - строки, в которых узнаются посещения ангела: «Ты говорил со мной в тиши, Когда я бедным помогала, Или молитвой услаждала, Тоску волнуемой души?» [Там же]. В признаниях Татьяны о себе самой проявляется другая её грань - Идеал (это вопреки многочисленным высказываниям о страшном и древнем в Татьяне,
69 См. Тархов А.Е. Комментарий //A.C. Пушкин «Евгений Онегин». - С. 257.