Функции повторов в прозе А.П. Чехова

• Автор: Чернышева, Светлана Викторовна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2007
• Место защиты: Иваново
• Количество страниц: 166 с.

Глава первая
ПОВТОР КАК СПОСОБ ХАРАКТЕРИСТИКИ КОМИЧЕСКОГО ГЕРОЯ
§1. Повторы в речи персонажа
§2. Повторяющиеся формы неречевого поведения героя
ГЛАВА ВТОРАЯ
ПОВТОР КАК СПОСОБ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ХАРАКТЕРИСТИКИ ПЕРСОНАЖА
§1. Повтор реплики персонажа..'
§2. Невербальные повторы как средство психологической характеристики героя
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ПОВТОР КАК СРЕДСТВО СОЗДАНИЯ СИМВОЛИЧЕСКИХ ОБРАЗОВ
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

Обобщая историко-литературные и теоретические наблюдения, В. Е. Хализев отмечал, что «без повторов и их подобий (“полуповторы”, вариации, дополняющие и уточняющие напоминания об уже сказанном) словесное искусство непредставимо. Эта группа композиционных приемов служит выделению и акцентированию наиболее важных, особенно значимых моментов и звеньев предметно-речевой ткани произведения*. Всякого рода возвраты к уже обозначенному выполняют в составе художественного целого роль, подобную той, что принадлежит курсиву и разрядке в напечатанном тексте»1.
Из работ А. Н. Веселовского известно, что повторы возникли на ранней стадии развития словесного творчества, еще не отделенного от ритуала. Это связано с представлением о магической функции речи. В начале прошлого века В. Ф. Шишмарев, один из учеников А. Н. Веселовского, писал: «До сих пор еще, мы находим у различных некультурных народов <...> песни без слов и почти без мелодии, заключающиеся в бесконечном повторении какого-либо восклицания, слова <...> Повторяется одна и та же ритмическая фигура, ибо она гипнотически влияет на исполнителей»2. Тем не менее с течением времени магическая роль повторов в словесной культуре снижается, а их эстетическая предназначенность, наоборот, возрастает. Не случайно в теоретических исследованиях повтор, в чем мы убедимся, преимущественно воспринимается именно как стилистическая фигура.
Еще современники Чехова обратили внимание на повторы как на характерную черту его поэтики. Об этом немало сказано и в историко-литературных работах о писателе, хотя внимание к повторам в его творчестве неодинаково. Оно колеблется от попутных замечаний до развернутых,
* Здесь и в дальнейшем, за исключением специально оговоренных случаев, курсив наш.
1 Хализев В. Е. Теория литературы. 2-е изд. М., 2000. С. 263.
2 Цит. по: Хализев В. Е. Указ. соч. С. 264.

аналитических высказываний и наблюдений. Остановимся на тех, которые представляются наиболее важными.
Еще в 20-е годы прошлого века М. Петровский отмечал, что чеховский рассказ непредставим без повторов реплик повествователя, лейтмотивов и кольцевых композиций3. Как мы видим, с повторами связывается мысль о своеобразии чеховского рассказа. Позднее к ней будут возвращаться многие исследователи Чехова. В одной из работ, раскрывающих этапы изучения Чехова и те результаты, какие были достигнуты, отмечается: «Без этих перекличек, повторов, лейтмотивов рассказ Чехова, кажется, не был бы “чеховским”»4.
В чеховедении можно встретить и указания на то, каковы истоки повторов в творчестве Чехова. Их связывают с мировоззрением писателя или его героев, иногда-с мировоззренческими и эстетическими предпосылками, существовавшими в предшествующей культуре.
Так, JI. Е. Кройчик писал, что «мир комических произведений Чехова -это торжество всеобщего автоматизма жизни, автоматизма поступков, дел, реплик, ситуаций. Этот автоматизм рождает особый ритм - с неизбежными повторами, с движением по кругу: то, что было вчера, будет сегодня, повторится завтра»5. Говоря о повторах у раннего Чехова, исследователь связывает их с характерной для писателя мыслью о бесконечной повторяемости явлений. Об этом же писал и В. Я. Лакшин, основывавшийся на материале не раннего, а более позднего творчества Чехова. Он заметил, что в ряде его произведений («Поцелуй», «Красавицы», «Припадок», «Володя большой и Володя маленький», «На подводе» и др.) «быт враждебен “живой жизни”, потому что вместо постоянного движения он создает повторяющееся однообразие замкнутого круга», чеховскому герою «все кажется... изъезженным, заранее известным, сотни раз виденным и слышанным».
3 Петровский М. Морфология новеллы // Ars poetika. М., 1927. Ч. 1.
4 Полоцкая Э. А. Антон Чехов // Русская литература рубежа эпох (1890-е - начало 1920-х годов). М., 2000. Кн. 1. С. 424.
5 Кройчик Л. Е. Поэтика комического в произведениях А. П. Чехова. Воронеж, 1986. С. 64.

осознанной ориентации Чехова на библейский текст, то она, по-видимому, возникает в конце 1880-х годов и обнаруживается в произведениях с драматической тональностью19. Но нам в данном случае важнее не истоки, под воздействием которых Чехов прибегает к изображению повторов действий героев, а их конкретные проявления, приобретающие яркую комическую окраску.
Сюжетная схема большого числа чеховских рассказов с повторяющимися действиями персонажей по своим главным очертаниям одинакова: на пути к осуществлению чего-либо встречается препятствие, мешающее реализации того, что герой хочет или должен совершить. Способы преодоления препятствия выливаются в длинную череду синонимичных действий персонажа, добивающегося задуманного по собственному побуждению или вынужденного совершить то, что определяется какими-либо не зависящими от него причинами. Но если общая схема, по сути, одинакова, то мотивирующие повторяемость действий факторы многообразны, хотя, в конце концов, сфокусированы на герое, на его субъективных намерениях. Непреодолимых объективных препятствий на пути осуществления поступка в художественном мире раннего Чехова в принципе нет. Однако для чеховского героя препятствие оказывается непреодолимым, и он вновь и вновь повторяет не приводящее к результату действие.
В рассказе «На гвозде» (1883) именинник Стручков приглашает к себе домой компанию приятелей отпраздновать именины. Препятствием в данном случае оказываются уже не раз отмеченные нами причины, определяемые социальной иерархией. Когда Стручков и компания появляются у него в доме, то видят, что на гвозде в передней, «висела новая фуражка с сияющим козырьком и кокардой» (11,41). Невинный материальный предмет в глазах
19 О мотивах Екклесиаста у Чехова подробнее см.: Капустин И. В. О библейских цитатах и реминисценциях в прозе Чехова конца 1880-х - 1890-х годов // Чеховиана: Чехов в культуре XX века: Ст., публикации, эссе. М., 1993; Он же. Мотивы Екклесиасиа в творчестве А. П. Чехова: (О предпосылках, итогах и перспективах изучения темы) // Социокультурная динамика России. Иваново, 1998; Собенников А. С. А. П. Чехов и «Экклесиаст» //Anton P. Cechov- Philosophie und Religion in Leben und Werk. München, 1997. C. 391 -398.