Пьесы А.М. Горького 1930-х годов : текст и контекст

• Автор: Иезуитов, Сергей Андреевич
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2007
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 236 с.

1. Введение

2. Глава 1. Пьеса М.Горького «Сомов и другие» (1931) или об одной попытке создания драмы соцреализма

3. Глава 2. Егор Булычов и другие (1931)

4. Глава 3. «Достигаев и другие»

5. Глава 4. «Васса Железнова» - второй вариант (1935)

6. Заключение

7. Список использованной литературы

Драматургия А.М.Горького 1930-х годов разделила общую участь творческого наследия писателя: в советскую эпоху пьесы всячески превозносились представителями советского литературоведения, отыскивавшими в них все мыслимые и немыслимые достоинства, а в период перестройки и последующие годы - в лучшем случае, подвергались замалчиванию, в худшем - считались свидетельством «верноподданнических» настроений писателя, активно участвовавшего в построении сталинской модели социализма. Пьесы, написанные в 1930-е годы - «Сомов и другие», «Егор Булычов и другие», «Достигаев и другие», а также вторая редакция «Вассы Железновой» - объединяет социальная тематика, в той или иной степени определяющая их поэтику и идейное содержание, что предопределило их рассмотрение как классических произведений социалистического реализма.
Сходная судьба была и у театральных постановок по этим произведениям. В 1930-е - 70-е годы эти пьесы включались в репертуары всех театров страны, от столичных до провинциальных. С конца 1980-х годов они практически исчезли из репертуаров всех театров, и лишь в последнее время наблюдается некоторое возрождение интереса к драматургии Горького, выразившееся, в частности, в постановке пьесы «Васса Железнова» в БДТ имени Г.А.Товстоногова. Постепенно эта тенденция распространяется на горьковедение, задачей которого на современном этапе становится внимательный и беспристрастный анализ творческого наследия Горького, важное место в котором принадлежит его драматургии.
Задачей данного исследования нам видится рассмотрение особенностей поэтики пьес Горького 1930-х годов с учетом той исторической эпохи, в которую они создавались, и возможной реакции писателя на события, изображаемые в его драматургических
произведениях. Кроме того, представляется безусловно важным с новых позиций определить место Горького-драматурга в системе складывающейся советской драматургии, его роль в разрешении теоретических споров, касающихся путей становления советской драмы во второй половине 1920-х - начале 1930-х годов.
Литературные критики и горьковеды советской эпохи стремились отыскать в пьесах 1930-х годов признаки преданности А.М.Горького новому социальному режиму, его одобрения сложившихся в Стране Советов общественно-политических реалий.
В пьесах 1930-х годов, условно относимых к «третьему периоду» драматического творчества, горьковеды усматривали единый замысел -отразить с помощью средств драматургии недавнюю историю страны: события Февральской и Октябрьской революций 1917 года, борьбу политических партий, предшествовавшую и сопутствующую им, и, прежде всего, постепенное нарастание силы и влияния партии большевиков на фоне «загнивания» либерально-демократических течений и «разложения» русской буржуазии.
Ю.Ю.Юзовский указывает на то, что Горький собирался создать целый цикл пьес - «исторических хроник», представляющих собой «обширную драматическую эпопею, отражающую развитие социалистической революции и созидание Советской власти». Юзовский считает, что «можно говорить о задуманной, хотя до конца не осуществленной пятилогии, связанной общностью действующих лиц, переходящих из пьесы в пьесу, индивидуальные судьбы которых выражают социальные судьбы классов в революции». Критик не исключает возможность, что у Горького была «мысль о расширении этого цикла, когда каждая пьеса отражала бы определенный период революции и строительства социализма».1 В предполагаемую пятилогию должны были войти, помимо пьесы «Егор Булычов и другие»,

«Приятель мужа, был женат на сестре его, овдовел. Очень талантливый, забавный, пьяница, немножно - шут, нахал и бабник...» (18, 18). Далее добавляются еще более негативные черты: «он, знаешь, едва ли вообще способен чувствовать, сочувствовать. Он такой, знаешь... пустой! Вот он -независим» (18, 18).
Несмотря на авторское указание, отношение Лидии к Яропегову вряд ли может претендовать на объективность. Согласно запальчивому определению Анны Сомовой: «балаганный шут» (18, 76). Он действительно «шут», как он сам о себе говорит; в нескольких сценах пьесы он появляется «пьяным, забавным» и «талантливым».
Но Яропегов осознает трагизм своего положения: человека, которого новая власть до поры охотно использует, но никогда не будет считать до конца своим. Его слова о «дворянской заквасочке», о душе, которая не может быть только «органом презрения», о неудобстве проживания на «этом идиотском земном шаре», похожем на «огромный арбуз, намазанный маслом» (18, 45), свидетельствуют о чувстве обреченности в среде строителей «нового мира». Это трагедия русского интеллигента, и причина ее - вовсе не в стремлении к «независимости», как в один голос указывали горьковеды советской поры, а в нежелании быть зависимым от «алкоголиков от идеологии», превративших вековечную мечту о справедливости в орудие раскола народа «по классовому признаку».
Именно к Яропегову Лидия обращается с вопросом о том, что такое фашизм, и впоследствии использует в своих умозаключениях его шутливую терминологию о «маленьких» и «больших» зверях. Яропегов способен дать позитивную оценку переменам, происходящим в рабочей среде: «В эту весну я особенно близко присмотрелся к рабочим, к мужикам. Рабочий довольно быстро перешивает мужичка на свою колодку, и вообще... дьявольски интересно жить в этой среде! Много