"Поиски слова" в "переходную эпоху": стратегия повествования В.М. Гаршина и А.П. Чехова

• Автор: Васильева, Ирина Эдуардовна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2007
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 248 с.

Введение: «Восьмидесятые годы» как «переходная эпоха» в русской литературе
1. Проблема «переходной эпохи»: дифференциальные признаки
2. Русская литература конца XIX века в свете концепции
«переходной эпохи»
3. Специфика «реалистического» слова в трудах А. В. Михайлова
4. Русская литературы конца XIX века в свете
научной рефлексии
1. Повествовательная система В. М. Гаршина: риторика убеждения
1.1. В. М. Гаршин: проблема литературной репутации
1.2. Повествуемый мир
1.2.1. Достоверность повествуемого материала
1.2.2. «Правдивость» наррации
1.3. Повествующее слово: особенности организации наррации
1.3.1. Презентация говорящего
1.3.2. Особенности изображения мира
1.3.3. Основные элементы сюжета «убеждения»
1.3.4. Виды и средства аргументации
1.3.5. Семантика и прагматика пт риторического приема
1.4. От концепции «слова» к концепции «мира»: уровень автора
1.5. Категория «читателя» в системе повествования
2. «Поиски» А. П. Чехова середины 1880-х годов:
сборник «В сумерках»
2.1.Сборник «В сумерках» как ознаменование перехода
к «серьезному» повествованию
2.2. Сборник «В сумерках»: композиционное единство
как средство семантизации
2.3. Повествуемый мир: разрушение стереотипа
2.4. Слово героя: высказывание как событие
2.5. Прагматика вымысла vers, свобода творчества
2.6. Читатель как смыслообразующая инстанция
3. Повествовательная стратегия в повести «Степь»
3.1.Повесть «Степь» в контексте «поиска новых путей»
3.2. Повествуемый мир: установка на негативную эмоцию
3.3. Повествующее слово
3.3.1. Повествователь vers. Егорушка
3.3.2. Степь: специфика образа
3.3.3. Роль «поэтического» начала в повести «Степь»
3.4. Повествовательная стратегия: герой - автор - читатель
4. Заключение
Библиография

Введение: «Восьмидесятые годы» как «переходная эпоха» в русской литературе
1. Проблема «переходной эпохи»: дифференциальные признаки.
Русскую литературу второй половины XIX века - при всей масштабности и очевидном историко-литературном и, шире, общекультурном ее значении - никак нельзя назвать периодом малоизученным. Еще с прошлого столетия объектом пристального читательского внимания, критической, а затем и научной мысли был прежде всего жанр романа, ставший во многом (по крайней мере, в смысле художественных достижений и духовных исканий) синонимом этой эпохи. Изучение же историко-литературного процесса этого периода в целом, не только «классики», но и «беллетристики», их взаимодействия остается на сегодняшний день задачей хотя и осознанной1, но в значительной степени еще не решенной.
Особый интерес в этом смысле представляет эпоха конца XIX века2. Это время, за которым закрепилась репутация эпохи переходной, - эпохи, когда происходит и постепенная смена литературных направлений (условно и несколько упрощенно — от реализма к символизму), и перераспределение доминант внутри жанровой и родовой систем (от романа — к малым формам, от эпоса — к лирике). При всей очевидности внешних проявлений «переходности», определение внутренней специфики этого периода представляет собой существенную проблему. Сложность ее решения связана в первую очередь с непрояспенностыо самого понятия «переходная эпоха». Оно употребляется, как правило, в констатирующем
1 Проблема изучения писателей «второго» и «третьего» ряда для понимания хода литературного развития была поставлена еще в начале XIX в. См., например: Венгеров С .А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых. 2-е изд. Пг„ 1915. Т. 1 С. ХГУ-ХУ; Горнфельд А. Г. О русских писателях. СПб., 1912. Т. 1 С. 48-49; Жирмунский В. М. Байрон и Пушкин: Пушкин и западные литературы. Л., 1978. С. 226; Виноградов В. В. Избранные труды: Поэтика русской литературы. М.,1976. С. 231; Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 198, 270-271; Лотман Ю. М. Массовая литература как историко-культурная проблема // Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. Т. 3. Таллинн, 1993. С. 380-388; Маркович В. М. К вопросу о различении понятий «классика» и «беллетристика»// Классика и современность. М.: МГУ, 1991. С. 53-67.
2 См.: Русская литература 1870 - 1890 годов: Сб. науч. тр. /Отв. ред. И. А. Дергачев, Г. К. Щенников. Свердловск, 1966 - 1987. Вып.1 - 19; Бятй Г. А. Русский реализм. От Тургенева к Чехову. Л., 1990. С. 247-490, 537-631; Евдокимова О. В. Проблема достоверности в русской литературе 1870-1890-х гг. и своеобразие художественной системы Н. С. Лескова. Автореф. ...кфн. Л., 1983; Силантьева В. И. Повесть А.П.Чехова «Степь» и русская проза 80-х гг. XIX века. Автореф. ... кфн. Киев, 1983; Щенников Г. К. Достоевский и русский реализм. Свердловск, 1987; ГоловкоВ. М. Русская реалистическая повесть; герменевтика и типология жанра. М.; Ставрополь, 1995 и др.

порождается уходом от самого объекта полемики — например, войны или другого проявления социального зла - и переакцентуацией внимания на субъекта - героя, причем главным полемическим аргументом становятся не действия героя, а его страдания. В образе героя выделяется одна явно доминирующая черта — боль, физическая и духовная. И в тех случаях, когда герой лишен очевидной автобиографической проекции, т.е. за пределами рассказов на «военную» тему, принцип презентации героя не меняется. Равно страдают и герои «психологических» рассказов - «Происшествия», «Надежды Николаевны», «Красного цветка», и персонажи произведений аллегорического плана — пальма («АПаІеа ргіпсерь»), роза («Сказка о жабе и розе»), Аггей («Сказание о гордом Аггее») и т.д.
Фактически, на одной черте боли и строится образ героя. Биографическая характеристика, как, впрочем, и другие, по сути являются фикцией. Место биографии человека занимает биография боли, становясь метонимом героя. Индивидуализация боли, страдания достигается за счет указания на исключительность переживаний. Принципиальную роль здесь играет и монологизм гаршинского повествования: утверждаемая героем максимальная степень
страдания не может быть поставлена под сомнение корректирующей точкой зрения другого — повествователя или персонажа. Напротив, герой, сопоставляя себя с «другими», подчеркивает исключительность переживаемых мучений.
Жажда! Кто знает, что значит это слово! Даже тогда, когда мы шли по Румынии, делая в ужасные сорокоградусные жары переходы по пятидесяти верст, тогда я не чувствовал того, что чувствую теперь («Четыре дня», 93).
При этом исключительные физические страдания важны не сами по себе, а как мерило душевных мук: «Ах, тоска, тоска! Ты хуже ран» («Четыре дня», 92); «Озяб я ужасно, ног не слышал под собою, а все-таки стоял. Пар шел от моего лица, усы и борода обмерзли, ноги начали цепенеть. <...> Ноги ныли сильно, но внутри меня что-то ныло еще сильнее» («Происшествие», 106).
оценки и взгляды его старших собратьев. В этом заключался секрет той исключительной популярности, которую сразу же приобрел этот рассказ и его автор»// Там же. С. 41 - 42.