Мифопоэтика пространства в пьесах А.П. Чехова 1890-х - 1900-х гг.

• Автор: Кондратьева, Виктория Викторовна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2007
• Место защиты: Таганрог
• Количество страниц: 192 с.

Глава 1. Проблема художественного пространства в эстетической теории

1.1 Становление пространственных представлений в культуре

1.2 Мифопоэтика пространства

1.3 Проблема пространства в современном чеховедении

Глава 2. Мифопоэтика пространства дома

в пьесах А.П. Чехова

2.1 Амбивалентность образа дома

2.2 Локусы дома: мифопоэтическая семантика

2.3 Предметно-вещный мир

Глава 3. Своеобразие усадебного пространства

в пьесах А.П. Чехова

3.1 Сад
3.2 Озеро, река
3.3 Пространство театра
Глава 4. Образы внеусадебного пространства
4.1 Внеусадебное пространство как «чужое»
4.2 Мифопоэтика географических названий
Заключение
Список использованной литературы

Мифопоэтическое направление полагает миф решающим фактором для понимания искусства, его структуры и содержания. В современной науке мифопоэтический анализ художественного текста сформировал два направления исследования литературного произведения: от мифа к литературе [Барт, 1987, 2000; Блинова, 2003; Жолковский, 1994; Лосев, 1991,1995; Макуренкова, 2004; Мелетинский, 1995; Фрейденберг, 1978; Фрэзер, 1983, 1985; Элиаде, 1998, 2001; Юнг, 1991 и др.] и от фольклора к литературе [Адрианова-Перетц, 1974; Азадовский, 1936; Акимова, 2001; Власов, 2006; Выходцев, 1963; Гольденберг, 1986, 1990, 1991, 1994; Емельянов, 1978; Жукас, 1982; Иванова, 2004; Медриш, 1980, 1992; Пропп, 1976; Чистов, 1993]. Однако, как справедливо заметил Е.М. Мелетинский, литература генетически связана с мифологией через фольклор: «повествовательная литература... - через сказку и героический эпос... Соответственно драма и отчасти лирика первоначально воспринимали элементы мифа непосредственно через ритуалы, народные празднества, религиозные мистерии» [Мелетинский, 1995: 277]. Именно такую перспективу исследования предлагал еще А.Н. Веселовский в «Исторической поэтике» [Веселовский, 1989].Поэтому мы в исследовании мифопоэтики литературного произведения учитываем опыт мифа и трансформацию его в фольклоре.
Вопрос о взаимоотношениях мифа, фольклора и литературы поднимался неоднократно, но актуальности своей он не утратил. Ряд современных исследователей утверждает, что структура фольклорных и литературных произведений определяется общими идейнохудожественными принципами [Артеменко, 2006; Толстая, 2005].

Д.Н. Медриш высказывает мысль, что фольклор и литература являются двумя подсистемами, составными частями одной метасистемы - русской художественной словесности [Медриш, 1980: 11]. Традиционная культура является фольклорно-мифологическим «кодом» литературы, и читатель «переходит на “код” этой системы, и в сознании его возникают ... неупомянутые части этой модели» [Жукас, 1982: 12]. В аспекте нашего научного подхода важно установить факт наличия фольклорно-мифологических моделей, компонентов, образов в литературном тексте, показать их преобразование и структурно-семантическую роль в произведении.
Многие писатели «практически не используют в своем творчестве ни устойчивой фольклорной атрибутики, ни тех специфических фольклористических приемов», которые свидетельствовали бы об их «фольклоризме» [Налепин, 2006: 261-262]. В этом ряду находится и
А.П. Чехов. Между тем, «внутренний мир произведения соотносится не только с биографическим и социальным контекстами, но и с той воплощенной в словесном творчестве смысловой средой, которая сложилась к моменту возникновения данного текста» [Смирнов, 1978: 187]. Эта смысловая среда есть мифопоэтический контекст творчества. Автор не всегда сознательно апеллирует к традиционной культуре, так как «практически все основные принципы конструирования художественного образа: структура метафоры, принцип метонимизации, символ и т.п., принципиальная схема сюжета и т.д.» [Жукас, 1982: 14] сформировались еще в коллективном творчестве.
Уже современники писателя отмечали символический подтекст в чеховских пьесах, его особую природу и ненавязчивую, своеобразную форму воплощения. В связи с этим интересным и важным становится рассмотрение мифопоэтической стороны его произведений, в частности

Не все ученые видят особое назначение чеховской детали, ее тайный смысл. Например, А.П. Чудаков пишет о случайном характере подбора деталей в произведениях Чехова: «будучи “сделанной” из того же материала, что и другие художественные предметы произведения, принадлежа к их миру, носящая одежды будничные, чеховская символическая деталь выглядит не как “подобранная”, специально отысканная в качестве наиболее “подходящей” для этой роли, а как обычная, “рядовая” деталь предметного мира» [Чудаков, 1971: 108]. Т.К. Шах-Азизова не согласна с этим утверждением, замечая, что «неправоту его легко обнаружить, сделав развернутый анализ предметов в любой чеховской пьесе, открыв символический потенциал даже видимых мелочей» [Шах-Азизова, 1974: 344]. И.Я. Лосиевский
подчеркивает двойственную природу чеховской детали, говоря, что чеховский «полусимволизм» прочно связан «со стихией отраженной предметности», и одновременно он «несет в себе код авторской духовности, субъективно-концептуального начала» [Лосиевский, 1993: 33].
Таким образом, в литературоведении понятие пространства формировалось постепенно. Оно осмысливалось как физическое пространство, воссозданное в художественном произведении. Со временем его однородность разрушалась, в нем выделились пространственные единицы: топосы и локусы.
Разброс мнений по поводу его содержания достаточно велик. Но они определенно совпадают в том, что художественное пространство не описывается чистой математикой и не сводится к какой-либо геометрической системе перспективы.
Пространственные представления уходят своими корнями в культурную традицию и являются значимыми для литературного