Метасюжет преображения как единый семантический код лирики Ф.И. Тютчева

• Автор: Воробец, Татьяна Алексеевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2007
• Место защиты: Омск
• Количество страниц: 151 с.

П.Глава первая. Тютчевская космогония: от первозданного хаоса к претворенной природе
III. Глава вторая. Децентрация космоса как выражение кризисного состояния мира и человека

III. 1. Мифологемы «Орла» и «Лебедя» как воплощение гармоничного

типа бытия человека в мироздании

III. 2. Трансформация образа «странника» в тютчевском космосе как отражение процесса децентрации мироздания

III. 3. «Безумие» - мотив тотального кризиса

IV. Глава третья. Космос и История в поэтическом мире Тютчева: единство законов преображения

IV. 1. Трансформации Огня-Логоса как закон человеческого

бытия
IV. 2. Жертвенная модель как универсальная модель преображения «внутреннего огня» человеческого бытия и путь восстановления

целостности мироздания

IV. 3. «Культурный герой» как связующее звено мироздания 96
Заключение
Библиография

Актуальность исследования. Ю. И. Левин в своей статье «Инвариантный сюжет лирики Тютчева» (Тютчевский сборник, 1990, 142-143) выделяет несколько принципов, лежащих в основе большинства исследований («независимо от методологических принципов их авторов»), посвященных «поэтическому миру» Тютчева: рассмотрение лирики Тютчева как единого текста («каждое из стихотворений Тютчева воспринимается на фоне всех остальных»); представление о поэтическом космосе Тютчева как о системе, пронизанной бинарными оппозициями («поэзия Тютчева - система, «слагающаяся из весьма немногих тем»», каждая из которых раскрывается в «парадоксальном совмещении противоположенностей»), и выявление «некоего «инварианта» или центрального пункта поэтического мира Тютчева», предопределяющего логику его развития. Пытаясь выявить «основной узел», организующий собой поэтический космос Тютчева, исследователи обращаются к отдельным философским системам, так или иначе преломляющимся в лирике Тютчева, а также непосредственно к тютчевскому тексту в поисках некоей фундаментальной оппозиции, ключевой идеи, архисюжета, так или иначе находящих свое отражение в тютчевском тексте.
Двойственность человеческого существования перед лицом хаоса, темной основы бытия, притяжение, околдованность им и, в то же время, стремление преодолеть его в себе (В. С. Соловьев, Д. С. Мережковский); ограниченность человека перед лицом природы, призрачность человеческого «Я» (В. Я. Брюсов, А. Г. Горнфельд, и т.д.); метафизическое сомнение
человека в существовании сакрального начала мира (А. Г. Майер), имперсонализм В. Зеньковский), стремление человека к преодолению личности в себе (А. Лаврецкий), космизм человеческой личности (С. Франк), противостояние Бытия Небытию (Ю. Лотман) - вот тот основной спектр идей лирики Тютчева, которые исследователи рассматривают в качестве структурообразующих.

Ю. Левин, в отличие от своих предшественников, пытается выявить в тютчевской лирике не некую организующую идею или фундаментальную оппозицию, но «единый архисюжет, играющий роль основного мифа в поэзии Тютчева», так или иначе реализующегося во всем корпусе его текстов (Тютчевский сборник, 1990, 142). Суть основного мифа, по Левину, заключается в следующем: в лирике Тютчева представлены два мира, земной, профанный, и небесный, сакральный. Человек привязан к земному миру, в котором «пребывает в состоянии жалком и недолжном» (Тютчевский сборник, 1990, 144). Но в некоторые моменты человеку приоткрывается и мир сакральный, соответственно герой оказывается способен соприкоснутся с ним, т.е. перейти в иное, «должное состояние». Но приобщение человека миру небесному - состояние кратковременное, т.к. «человек отягощен наследием земного мира и неприспособлен к устойчивому пребыванию» в сфере сакрального и обречен вернуться в «недолжное» состояние. «Движущей силой» данного мифа о человеке и его бытии в мире является «архимотив «жажды преображения», имплицитно включающей в себя все остальное: и отрицательное состояние субъекта в земном мире, и принципиальную возможность того, и путь к «преображению», и возможную неудачу» (Тютчевский сборник, 1990, 144). Тезис Левина и послужил отправной точкой для нашего исследования.
«Возможная неудача» личности на пути преображения обусловлена ролью и местом, занимаемым человеком в космосе Тютчева.
Как отмечают исследователи и критики, человек в тютчевском космосе «бессилен в природе, бесконечно одинок в обществе и преходящ в виде личности...»'. «Его жизнь, его деятельность - лишь «подвиг бесполезный»»2. Более того, «...у Тютчева человеческое сознание - лишь одна из бесчисленных грез природы, деревьев и птиц может достигаться только индивидуальным усилением интенсивности ответа на универсальную
1 А.Г. Горнфельд «На пороге двойного бытия» // Ф. Тютчев: pro et contra. СПб, 2005. Стр. 234.
2 В.Я. Брюсов «Ф. И. Тютчев: смысл его творчества» // Там же. Стр.264.

Шлегеля, Ламартина, Цедлица, Гюго и др. предпочтение отдается Орлу, то у Тютчева «победа в этом символическом состязании остается за Лебедем» (Тютчевский сборник, 1990, 39).
Данное изменение приоритетов обусловлено, прежде всего, осознанием Тютчевым глубинных причин, вызвавших онтологический кризис, разразившийся в XIX веке.
III. 2. Трансформация образа «странника» в тютчевском космосе как отражение процесса децентрации мироздания.
Истоком утверждения «орлиного» типа бытия человека в историческом космосе становится, с точки зрения Тютчева, античный мир, а точнее культура Древнего Рима, именно поэтому «римская» тема занимает важное место в поэтическом космосе Тютчева. В культурном пространстве XIX века Рим является не просто воплощением античного мира, но символом западноевропейской цивилизации в целом: «Рим отмечен славой, которую у него никто не мог оспорить: он и в наши дни остается, чем был всегда, -корнем Западного мира». Отметим, что Тютчеву близка мыль о «римских» корнях современной западной цивилизации, основанной на имперском принципе «овладения», внешней экспансии, центробежном принципе прирастания земель, пространства вокруг центра, небольшой по численности государствообразующей нации. Подобный тип образования целого в представлении Тютчева соотносился с «наполеоновским» принципов власти, который в его поэзии получает более сложную, неоднозначную оценку, чем в творчестве его современников (Пушкина, Достоевского). Примечательно сравнение Наполеона с орлом: «Ширококрылых вдохновений Орлиный дерзостный полет...». По мысли Тютчева, Наполеон возложил на себя колоссальную миссию: борьбу с революционным хаосом. Восстановление мирового равновесия сил, но не смог справиться с этой задачей, потому что носил хаос в себе. То есть, он не был внутренне соприроден космической